Миф о коллективной вине немцев

Что нас ждёт – «мульти-культи» или приоритет немецкой культуры?

Вживаясь в немецкое общество, мы стараемся понять его: почему оно такое, какое оно есть, почему в нём господствуют те или иные представления и ценности, а не другие? Почему у нас самих зачастую эти представления расходятся с представлениями местных немцев настолько, что мы не узнаём друг в друге братьев, ведь мы принадлежим к одному народу? Неужели 200 лет, прожитые раздельно, сделали нас такими разными?

Рискну предположить, что всё же не 200, а последние 60-70 лет. В особенности всё то, что было связано со второй мировой войной и в ещё большей степени с послевоенной историей очень изменило и нас, и их. Думаю, что те наши предки, кто родился ещё до 20-х годов прошлого века и владел немецким языком, имели бы гораздо меньше проблем, вливаясь в немецкий материнский этнос, чем переселенцы конца 80-х и 90-х годов, в основной своей массе родившиеся в 30-70-е годы, то есть сформировавшиеся уже в послевоенный период. И дело тут, как мне представляется, не только в том, что российские немцы за это время, по известным всем причинам, почти полностью потеряли знание родного языка. Именно в этот период произошли качественные изменения в ментальности и германских немцев, которые очень удалили нас друг от друга. Удалили настолько, что многие из их национальных качеств мы просто не в состоянии принять, если не хотим предать себя, своих предков, свою историю. Поэтому нам надо, во-первых, понять причины, которые сделали германских немцев такими, какие они есть, а во-вторых, помочь, насколько это в наших силах, современному германскому обществу вспомнить о своих национальных истоках. Нам – это изгнанным, переселенцам, местным патриотам немецкого народа. Причём важную роль могли бы сыграть именно российские немцы, дольше всех других немцев страдавшие от последствий прошедшей войны и всё же выстоявшие и выстрадавшие свою самобытность, свою немецкость. Может быть, спящей красавице Германии нужен только поцелуй принца, который её разбудит? Тогда не попытаться ли нам стать (вместе с другими патриотами немецкого народа) этим принцем? Ведь слиться с материнским этносом мы сможем только тогда, когда он сам себя опять почувствует немецким. Когда для него свои корни будут представлять ценность, тогда он оценит их и в нас.

Наше слияние (ассимиляция) с мульти-культуристским обществом, на мой взгляд, невозможно. В такое общество можно только более или менее успешно интегрироваться и надолго оставаться особым народом, со своей особой ментальностью, параллельно существующей культурой, в которой большую роль будет продолжать играть русский язык. В таком случае мы будем только одной из параллельных составных частей общего многоцветного мульти-культи, в котором государствообразующий народ, с которым мы в принципе стремимся слиться, не осмеливается заявить, что его язык и культура являются главными для всех граждан их государства (то есть что немецкая культура – это именно Leitkultur, генеральная, приоритетная, ведущая культура). Эту вещь важно сказать не только приехавшим иностранцам и нам, переселенцам-немцам, её, в первую очередь, важно осознать самим хозяевам - немцам германским. Важно это закрепить и законодательно. Это внесло бы ясность во взаимоотношения хозяев, гостей и приехавших родственников и было бы хорошим залогом будущего мира в обществе. Пока, к сожалению, со стороны немецких политиков осуществлялись лишь робкие попытки начать дискуссию на эту тему. Высказывания по этой проблеме видного политика христианских демократов Фридриха Мерца были быстро замяты и пока остаются забытыми. Но, убеждён, жизнь заставит немецкое общество опуститься с утопического мульти-культуристского облачка на грешную землю и вернуться к своим национальным корням и признанию того простого факта, что человечество всегда делилось и продолжает делиться на народы-этносы, а посему нужна разумная национальная политика. Провалившаяся на наших глазах попытка создать эфемерную единую советскую национальную общность подтверждает это, а события, происходящие сегодня в Европе, являются показателем пробуждения национального самосознания и здесь. Продолжать упорно этого не замечать – значить, придерживаться «страусиной» тактики.

Немцы при национал-социализме

 Огромную роль в формировании современного национального характера немцев сыграл национал-социализм, Гитлер как личность, вторая мировая война, поражение в ней и десятилетия положения нации как побеждённой, перевоспитываемой победителями, как «нации военных преступников». Процесс перевоспитания длится до сих пор. Мы застали современных германских немцев как продукт этих процессов, поэтому важно понять, какой надлом пережила нация именно в процессе нацификации, войны и послевоенной денацификации. Любой человек, желающий разобраться в этих вопросах, особенно в истории второй мировой войны, должен учитывать, что государства-победители обязали побеждённую Германию подписать, кроме всего прочего, также и договор об официальном признании Германией только одной исторической версии войны – с точки зрения победителей. Этот договор был в 1990 году продлён новым договором с уже объединённой Германией. Поэтому в учебниках истории, по телевидению и в большинстве книг, журналов и газет мы встречаем только эту, официальную версию, навязанную немцам победителями.

Широко известна фраза Адольфа Гитлера, сказанная им незадолго до конца второй мировой войны, в которой он выразился в том смысле, что немецкий народ оказался недостойным миссии, возложенной на него историей, и пусть теперь погибает. Сказал он эти слова одному из своих ближайших соратников Альберту Шпееру, что последний подтвердил на Нюрнбергском процессе. Высказался он в таком духе в приступе ярости, после сообщения о совершенно безысходном положении на фронте. Поэтому эта мысль, конечно, не отражает его настоящего отношения к немецкому народу. Во всяком случае, она противоречит духу завещания Гитлера, написанного под его диктовку 29 апреля 1945 года за несколько часов до его самоубийства. В этом завещании он предсказывает, что «в немецкой истории когда-нибудь так или иначе взойдут семена ослепительного возрождения национал-социалистского движения, которые приведут к созданию настоящего народного сообщества („in der deutschen Geschichte so oder so einmal der Samen aufgehen (wird) zur strahlenden Wiedergeburt dernationalsozialistischen Bewegung und damit zur Verwirklichung einer wahrenVolksgemeinschaft» - Klaus Rainer Röhl „Verbotene Trauer. Ende der deutschen Tabus. München, 2002).

В своём политическом завещании, написанном 2 апреля 1945 года, Гитлер сумел дать очень трезвый и точный долгосрочный прогноз положения в мире после его смерти: «После поражения Рейха... в мире останутся только две силы, которые на равных смогут противостоять друг другу: Соединённые Штаты Америки и Советская Россия. Законы истории и географическое положение определяют неизбежность того, что обоим колоссам придётся помериться силами, будь это в военной или только в экономической и идеологической областях. Исходя из этого, обе эти страны будут противниками независимой Европы. Но и Америка, и Советская Россия в долгосрочной перспективе рано или поздно придут к необходимости заручиться поддержкой самого большого народа Европы, который переживёт эту войну» (там же). То есть сумасшедшим, как нам это зачастую пытаются показать, руководитель германского государства до самого своего конца явно не был и в своих прогнозах будущего был гораздо ближе к истине, чем творцы ялтинского меморандума.

«Почему немцы были верны Гитлеру буквально до последней минуты?», - задаётся вопросом автор вышеуказанной книги Клаус Райнер Рёль. Большую роль в этом играла личность самого вождя немецкого народа. Ещё до своего прихода к власти в 1933 году Гитлер доказал, что он может восхищать людей и вести их за собой. И не только как талантливый оратор, зажигающий своими речами огромные аудитории, но и в личном общении – увлекая своей убеждённостью политиков, военных и руководителей немецкой экономики. Причиной этого влияния было не столько его личное обаяние, сколько простота его программы, которая легко увеличивала количество его сторонников. В ней он обещал покончить с безработицей и прекратить диктат унизительного Версальского мирного договора, который воспринимался таковым в немецком обществе всеми политическими силами вплоть до коммунистов. В первые два года войны восхищение Гитлером ещё больше укрепилось во всех слоях немецкого общества. Причиной были триумфальные победы вермахта и организаторский талант Гитлера как верховного главнокомандующего и руководителя государства.

Но и позже, после Сталинградской битвы и начала отступления на всех фронтах, после всё более частых бомбёжек немецких городов и даже в аду последних месяцев войны, у народа сохранялось доверие к Гитлеру. В этом доверии отражались не фанатизм и массовый психоз народа, видевшего в своём вожде фигуру отца нации, как это нам сегодня пытаются доказать в телевизионных передачах при помощи вольного обращения с документальным киноматериалом того времени. На самом деле проявлений массового психоза и фанатизма у народа не было. Было его инсценирование в геббельсовских пропагандистских фильмах – так называемых «Wochenschau», да в талантливых фильмах Лени Рифеншталь, которые действительности не отражали.

Попытаюсь подтвердить это следующей аналогией. Если молодые поколения, не знакомые с действительностью, например, 70-80-х годов прошлого века, будут смотреть документальные кадры из истории СССР, то у них тоже, при соответствующем комментировании, может создаться впечатление, что советский народ тогда только то и делал, что бесконечно аплодировал своему политбюро и «лично генеральному секретарю», кричал «ура!» на праздничных демонстрациях и другими способами сливался в экстазе с «любимой коммунистической партией», демонстрируя, что «народ и партия едины!». А потому и к кадрам документального кино нацистской Германии, тем более смонтированному сегодняшними пропагандистами, нужно относиться с известной долей скепсиса и учетом пропагандистских трюков.

 В доверии народа к Гитлеру, скорее, отражалась отчаянная надежда на прекращение ужасов войны и на более или менее приемлемый мир для Германии. Народ верил, что Гитлер, перед этим не раз удивлявший своими способностями государственного деятеля, умением решать, казалось бы, нерешаемые задачи, сумеет успешно справиться и с этой задачей. Сегодня новые факты, открытые историками, показывают, что он действительно пытался предотвратить как начало войны, так и дальнейшую её эскалацию уже после 1 сентября 1939 года, и что среди виновников войны можно назвать не одного только его, но и руководителей других государств Европы и США. В этом плане можно указать, например, на книгу Герда Шульце-Ронхофа «Война, у которой было много отцов» (Der Krieg, der viele Väter hatte).

Ещё в конце августа 1939 года германское правительство и лично Гитлер через посла Великобритании обращались со срочными предложениями к правительству Её Величества, в которых гарантировали абсолютную незаинтересованность Германии в ослаблении Британской империи, просили Англию помочь достижению переговоров Германии с Польшей по конфликтным вопросам, высказали готовность начать процесс разоружения. В то же время Гитлер, зная, что в Англии есть влиятельные силы, стремящиеся к эскалации развития событий на континенте, предупреждал английское правительство, что если оно не примет его предложения и доведёт дело до войны, то Великобритания ни при каком исходе этой войны не имеет шансов выйти более сильной – ведь именно это показала уже прошедшая война 1914-1918 годов. Так и произошло. Но английское правительство сделало всё, чтобы поляки довели дело до всеобщей мобилизации 27.08.1939 года, обещая им всемерную поддержку, вместо того, чтобы настоятельно им рекомендовать приступить к переговорам с Германией. Попытка Гитлера путём сосредоточения войск на польской границе оказать давление на Польшу и вынудить её сесть за стол переговоров окончилась всё-таки тем, что вермахту пришлось действительно начать военные действия. То есть взаимное бряцание оружием и подзуживание со стороны привели к войне настоящей. Здесь надо было бы рассматривать, как события в августе развивались буквально по часам, чтобы убедиться, что в развязывании второй мировой войны действительно виновата не одна Германия. Есть много данных, говорящих о том, что войну хотели, по крайней мере, все великие державы мира. В том числе и США. Так, 19.03.1939 года американское правительство дало гарантии польскому министру иностранных дел в том, что Рузвельт сделает всё, чтобы после начала немецко-польского конфликта военным путём выступить против Германии. Английский военный историк J.F. Fuller пишет: «Виганд, самый опытный американский журналист в Европе, сообщает, что 25 апреля 1939 года его вызвали к американскому послу, который ему заявил, что «война в Европе – дело решённое... Америка вступит в войну после Франции и Великобритании».

Гитлер продолжал усилия по налаживанию мирных переговоров уже тогда, когда война была в разгаре, а именно в 1941 году. Недавно зрителей переполошила телевизионная программа новостей n-tv своей документальной передачей «Тайное дело Гесса» (Geheimakte Heß), в которой рассказала о легендарном полёте второго после Гитлера человека Германии в Англию в мае 1941 года. Можно без преувеличения сказать, что в этой передаче были приведены сенсационные архивные находки британского историка Мартина Аллена. Они доказывают, что британское правительство торпедировало привезённые Гессом немецкие предложения о мире с самого начала и не хотело компромисса ни в какой форме. Что же это были за предложения? Германия выразила готовность пойти на очень далеко идущие компромиссы: немедленный вывод войск из Франции, Бельгии, Голландии, Дании и Норвегии. Гитлер обещал компенсировать нанесённый этим государствам материальный ущерб, восстановить суверенное польское государство. Кроме того, Рудольф Гесс привёз предложение начать широкомасштабное многостороннее разоружение государств.

Но Черчилль практически завлёк Гесса в ловушку и тянул время, чтобы вовлечь в войну Советский Союз и США. Чтобы скрыть правду об этих политических манипуляциях английского правительства, после войны Гесса, который знал о них всё, спрятали в тюрьму, где он прожил до самой своей смерти, не имея права на контакт с представителями общественности.

 Противников Германии в войне, так же, как и современных исследователей, поражало и поражает упорство немцев в тылу и на фронте на протяжении всей войны. Это упорство до сих пор объявляется каким-то чудом, фанатизмом немцев, их массовой верностью национал-социализму и лично Гитлеру. Немцы действительно проявили огромную волю к выживанию в обстановке почти полностью разрушенных городов, отступления разгромленной армии и разливающейся по Германии лавины беженцев из восточных районов страны. Общая беда действительно объединила народ. Эта сплочённость сохранялась ещё долго и после войны. Для нас останутся неясными причины такого упорства, если мы не поймём, что в 1944-1945 годах война для Германии всё больше стала принимать характер отечественной войны.

 Вторая мировая война не была воспринята немцами с восторгом. Они ещё хорошо помнили ужасы первой мировой войны. Начиная с 1942 года, когда одно поражение стало следовать за другим, когда началось отступление немецких армий, когда немецкие города стали подвергаться ночным ковровым бомбардировкам, стойкость немцев в тылу и их героизм на фронте можно объяснить скорее ощущением безвыходности положения, чем фанатизмом и верностью Гитлеру. Сами союзники, на всех этапах войны демонстрировавшие отсутствие готовности к любым компромиссам с немцами, согласные только на безусловную капитуляцию Германии, делали немецкую нацию действительно внутренне единой с правящим режимом, не давали сознанию немцев возможности альтернативы упорному, до конца, до последней капли крови, сопротивлению. Не демонстрировали ли до этого и русские, загнанные, в свою очередь, Германией в тупиковую ситуацию, подобный же героизм, жертвуя жизнями ради своей родины, ради жизни своих близких? И не торопимся ли мы и сегодня объяснять героизм «своих» какими-то возвышенными побудительными мотивами, а героизм и готовность жертвовать жизнью у «чужих» примитивным фанатизмом? Уж этот-то урок можно было бы извлечь из второй мировой войны: нельзя ни один народ загонять в тупик!

Сплочению немцев в разбомбленных городах и стойкости солдат на фронте очень способствовали и такие требования противников Германии, какие были изложены у американского историка-любителя, сотрудника маленькой газеты Jewisch Chronicle(«Еврейская хроника»), Теодора Кауфмана, а также в предложениях других общественных деятелей, учёных и писателей, которые открыто, в прессе обсуждали вопрос: что надо сделать с немецким народом и Германией после победы. Сплочению и яростному сопротивлению немцев способствовал также и официально принятый англо-американскими союзниками 14 августа 1944 года так называемый план Моргентау. Пропагандистский аппарат Геббельса старательно распространял содержание этих планов через все немецкие газеты и радио. Это возымело своё должное воздействие. Сопротивление немцев стало ещё более отчаянным.

На восточном фронте были и другие причины, ожесточившие сопротивление немецких войск. Почти у каждого немца был какой-нибудь родственник, ставший очевидцем зверств красноармейцев по отношению к немецким женщинам и детям в населённых пунктах Восточной Пруссии, которые немецким частям удалось на какое-то время отбить у наступающей Красной армии. Фотографии, помещавшиеся в газетах, и кадры документальных фильмов из таких восточнопрусских деревень, как печально известная деревня Немерсдорф, говорили сами за себя. Подтверждали правдивость этой информации нейтральные шведские и швейцарские журналисты, которым показали результаты этих военных преступлений. Естественно, всё это заставляло каждого немца, вплоть до 60-летних стариков «фольксштурмовцев» и подростков из гитлерюгенда (что-то вроде пионерско-комсомольской организации), продолжать сражаться с удесятерённой яростью. При этом немцы ясно понимали, что они противостоят во много раз превосходящему их противнику, подтягивавшему всё новые резервы, и шансов практически не имеют. Даже не очень храбрые люди осознавали, что погибать придётся в любом случае, но, опасаясь за судьбу своих близких, они сражались до конца. Сражались не за идеи нацизма или в порыве фанатичной любви к своему вождю, а за своё право жить, существовать.

Кроме того, несмотря на весь хаос в прифронтовых областях, в остальных частях страны продолжал сохраняться необходимый уровень организованности. Вплоть до 1945 года. Железная дорога, трамвайные пути, электролинии, снабжение газом и водой, как правило, очень быстро налаживались и начинали функционировать уже вскоре после жесточайших бомбёжек. Снабжение самыми необходимыми продуктами питания, среди прочего – детей молоком, продолжалось вплоть до конца войны во всех частях страны, исключая, конечно, зоны военных действий. Оказывалась необходимая помощь немцам-беженцам из восточных районов, их снабжали одеялами и одеждой, горячей пищей, обеспечивали медицинским обслуживанием. Военный морской флот, вплоть до конца войны лучше всего функционировавшая часть вермахта, транспортировал на своих кораблях из восточных районов на запад сотни тысяч раненых, стариков, женщин и детей. Продолжались эти перевозки даже ещё и после капитуляции Германии. Вот этот высокий уровень организованности, сохранившийся вплоть до конца апреля 1945 года, действительно можно назвать чудом.

Война закончилась поражением Германии в мае 1945 года, но для немецкого народа не закончились страдания. Политика победителей, вначале больше похожая на месть немцам как народу, со временем, конечно, стала мягче. Но исходным идеологическим пунктом в этой политике, как во время войны, так и после неё, во многом, вплоть до сегодняшнего дня, оставалось положение о коллективной вине всего немецкого народа за беды и преступления, которые принесла эта война.

Стерилизация всех немцев. План Кауфмана

У войны своя логика. Например, несмотря на то, что американский президент Рузвельт и его окружение были готовы втянуть свою страну в войну против Германии уже в 1939 году, большая часть населения страны в это время к этому была ещё не готова. Были и сильные экономические и политические круги, которые этого тоже не хотели. К примеру, клан Кеннеди был прогерманским и активно выступал против вступления США в войну с Германией, что определёнными кругами не прощено ему и сегодня. Для того, чтобы подготовить американское население к мысли о войне с Германией, в 1940 году в американской прессе началась сильнейшая антинемецкая кампания. Это был радикальный поворот в общественном мнении, если учитывать, что ещё в 1939 году Гитлер был провозглашён в Америке человеком года. В 1940 году в прессу были введены две темы – критика политики Гитлера по отношению к евреям и угроза интервенции немецких войск против «братского английского народа». «Так как среди широких слоёв американского населения антисемитизм был довольно сильно распространён..., - пишет Клаус Райнер Рёль в вышеуказанной книге, - ... для партии войны самым важным аргументом стало не преследование евреев, а угроза Англии со стороны «гуннов», победно марширующих по Европе с 1940 года».

 Во всяком случае, Америка была ещё нейтральной, когда в марте 1941 года вышеупомянутый коммерсант и историк-любитель Теодор Кауфман выпустил свою книгу «Германия должна погибнуть». Книга эта была страшной провокацией против стран, воюющих с гитлеровской Германией и ещё больше против евреев, которые оставались в Германии и в зоне гитлеровской оккупации. В её первых шести главах он делает краткий экскурс в 2000-летнюю историю немцев, начиная со времён Великого переселения народов, и делает вывод, что на протяжении всей своей истории немцы постоянно представляли собой смертельную угрозу всему миру. И поэтому, писал в своей книге Кауфман, в этой войне виноват не Гитлер. Гитлер, Бисмарк, кайзер – «все эти мужи (...) всего лишь отражают длящуюся на протяжении столетий, врождённуюстрасть немцев к завоеваниям и массовым убийствам (...) Жизненно важно, чтобы мы поняли неопровержимый факт, что нацисты не являются существами, стоящими за пределами немецкого народа. Они и есть немецкий народ!».

То есть все немцы – убийцы! Врождённые расисты! Идеи Кауфмана очень схожи с идеями другого его соплеменника, но уже нашего современника, выпускника Гарвардского университета Даниэля Ионы Гольдхагена. Даже мы, переселенцы 90-х годов, хорошо помним, с каким извращённым восторгом принимала этого почти не известного в США молодого историка национал-мазохистская общественность, пресса и телевидение Германии с его книжонкой «Добровольные палачи Гитлера» («Hitlerswillige Vollstrecker»). Главная идея книги та же, что и у Кауфмана: немцы уже задолго до Гитлера «были беременны мировоззрением убийц».

 Правда, в отличие от Гольдхагена, Кауфман предлагал ещё и конкретные меры по отношению к этому «народу убийц». Он заявлял и доказывал, что после войны все немцы должны быть стерилизованы (!), а территория Германии должна быть поделена между Голландией, Бельгией, Францией, Чехословакией и Польшей.

Для этого он предлагал мобилизовать 25 тысяч докторов, чтобы каждый из них ежедневно стерилизовал по 25 немецких мужчин и женщин. И, таким образом, за три месяца все немцы, мужчины и женщины, будут стерилизованы. «А через 60 лет немцы как нация исчезнут, - заявлял он, - и немецкие евреи разделяют моё мнение».

Геббельс не только приказал всем германским радиостанциям передавать содержание книги Кауфмана, а в прессе публиковать статьи и давать книгу кусками на английском и немецком языках, но и, с началом войны против СССР в июне 1941 года, приказал указывать на то, что сейчас Германия ведет войну с главным форпостом еврейского засилья - Советским Союзом.

Легко себе представить, что в Германии не было ни одного немца, который бы радостно принял программу уничтожения своего 80-миллионного народа и который хотел бы быть стерилизованным (среди подростков и молодых мужчин бытовало мнение, что после победы над Германией их всех кастрируют). При таком состоянии умов народ легко можно было подвести к выводу: «Либо мы их, либо они нас. Другого выхода нет. Евреи хотят уничтожить нас. А может быть, лучше мы уничтожим их?». Хотя Геббельс и не решился напрямую прибегнуть к таким аргументам, чтобы оправдать ими начавшиеся массовые расправы над евреями и их транспортировки в концлагеря, поскольку это должно было остаться тайной и для собственного народа, но для тех, кто конкретно занимался решением «еврейского вопроса», эта логика была актуальной.

План Кауфмана может сегодня показаться абсурдным. Но идея уничтожать людей в газовых камерах, если задуматься, не менее абсурдна: мало ли более простых, но более эффективных средств уничтожения людей? Нужны ли такие технические сложности? Идея же стерилизации людей уже в 30-е годы дискутировалась во всех так называемых цивилизованных странах. С тех пор, когда врачи научились проводить эту операцию без негативных последствий для здоровья человека, в прессе обсуждали идею стерилизации слабоумных и имеющих наследственные заболевания. То есть вплоть до сегодняшнего дня операция по стерилизации не считается чем-то особенно негуманным, а, учитывая состояние умов в то время, вовсе не кажется таким уж невероятным абсурдом.

Пропагандистский аппарат Геббельса не мог бы придумать ничего лучшего для развёртывания антисемитской пропаганды любого рода, чем книга Кауфмана. Быстро была сочинена легенда о том, что Кауфман является ближайшим сотрудником и советником президента Рузвельта. Почти всё это было ложью. Но только почти. На самом деле со времён своего сотрудничества с газетой „Jewish Chronicle» он был знаком с одним из советников Рузвельта Самуэлем Роземаном, который входил в так называемый «кухонный кабинет» президента, как в прессе называли круг его близких еврейских друзей-советников. Читал ли Рузвельт книгу Кауфмана, оказала ли она на него влияние? Некоторые косвенные данные это подтверждают. Например, как-то в разговоре со своим министром финансов Генри Моргентау, наиболее влиятельным в политических кругах США того времени представителем американского еврейства, он заявил: «Нам надо либо кастрировать всё немецкое население, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они больше были не в состоянии производить на свет людей, способных продолжить творить те же дела» (из дневников Генри Моргентау, цитируется по Klaus Rainer Röhl, Verbotene Trauer. Ende der deutschen Tabus. München, 2002).

Современные западные исследователи стараются доказать, что идеи Кауфмана никакой роли не сыграли. Но это не совсем так. В 1942 году Кауфман издал вторую книгу, в которой первым выдвинул идею перевоспитания немецкого народа. Этот второй план Кауфмана состоит из десяти пунктов, и самое удивительное в них то, что они предлагают после войны сделать с Германией как раз то, что союзники с ней на самом деле после победы и сделали, а именно: отчуждение восточных районов страны, перенесение столицы из Берлина на запад, перевоспитание, в особенности немецкой молодёжи, контроль над прессой и радио со стороны оккупационных режимов и т.д. Таким образом, Теодора Кауфмана сумасшедшим не назовёшь, если, конечно, не считать психическим или умственным отклонением его убеждённость, что все немцы - урождённые убийцы и антисемиты, что все 18 миллионов солдат немецкого вермахта – это преступники,а все немцы коллективно - «добровольные преступники Гитлера». Но такое «отклонение» было свойственно тогда не одному только Кауфману, да ещё и сегодня от него не излечились многие, в том числе и среди политиков самой Германии.

Выведение новой породы немцев. План Хоутона

В августе 1944 года союзники начали активно продумывать вопрос о том, что же делать с немцами после победы над ними. И, надо сказать прямо, это были мысли очень схожие в своей основе с мыслями Кауфмана, хотя и не такие людоедские. Идея стерилизации немцев была отброшена как слишком абсурдная. Но всё же - как «обезвредить немцев на все времена»?

Большую роль в выработке плана для послевоенной Германии сыграли мысли гарвардского профессора Е.А. Хоутона (E.A.Hooton). В январе 1943 года он выдвинул идею изменить наследственность немцев путем организации массовой иммиграции иностранцев в Германию. Идея эта не менее расистская, чем идеи Гиммлера и Розенберга улучшить расовый тип немцев путём поощрения браков «расово чистых» белокурых мужчин и женщин. 4 января 1944 года многотиражный американский журнал «Peabody Magazin» (PM) опубликовал данные проведённого опроса, в котором, как известно, приняли участие даже Альберт Эйнштейн и Томас Манн. Вопрос звучал так: «Должны ли мы немцев уничтожить или спасти?».

Вот тогда-то видный американский антрополог, сторонник идеи Кауфмана о врождённой агрессивности немцев, и предложил путём их скрещивания с другими народами «вывести новую породу» неагрессивных немцев. Использовать, так сказать, передовые идеи науки генетики. Эту цель можно очень легко достичь следующим образом, предлагал он: необходимо лет на 20 удалить захваченных в плен немецких солдат из страны, поместив их в иностранных лагерях для военнопленных, и всячески содействовать в это время заключению браков с солдатами оккупационных войск и специально для этого поддерживать иммиграцию иностранных мужчин в Германию. Таким путём можно будет существенно уменьшить количество чистых в расовом отношении немцев. Хоутон утверждал, что ошибочно говорить о хороших и плохих немцах. Единственные хорошие немцы – это, по его мнению, «выехавшие из Германии и мёртвые».

Видимо, из тех же соображений советское командование, наоборот, всячески препятствовало заключению браков между советскими солдатам и немецкими женщинами. Осуждались общественным мнением также и браки между русскими и российскими немцами в военный и послевоенный период в самом СССР. Здесь, наоборот, чистая и благородная русская кровь, видимо, не должна была быть подпорчена плохой немецкой.

Удивительно, но победив нацистскую Германию, мир не замечал, что сам болен этой же болезнью - расизмом. Не все человечество выздоровело от идей расового и национального превосходства и сегодня. Большим шагом вперёд в понимании вреда этих идей был бы переход от ханжеских всхлипов типа: «Ах, как же немцы могли такое совершить!», к серьёзному осмыслению реальной истории 20-го века: как могло человечество докатиться до такого зверства? (объективно говоря, и до этого на протяжении тысяч лет человеческой истории род гомосапиенсов не отличался особой сентиментальностью в отношении друг к другу). Тогда с полным правом рядом с преступлениями немецкого нацизма можно было бы поставить и миллионы уничтоженных сталинским режимом в Восточной Европе и СССР, десятки миллионов человек – в маоистском Китае, несколько миллионов человек полпотовским режимом в Камбодже. В этот же ряд стали бы и этнические чистки, проведённые поляками и чехами, в результате чего полтора десятка миллионов немцев были изгнаны, а два миллиона убиты, а так же другие этнические чистки в Азии и Африке, происходившие недавно и происходящие до сих пор. Тогда средства массовой информации и политики поняли бы, что необходимо противостоять не только проявлениям нацизма и расизма со стороны немцев, но со стороны и представителей любого другого народа, если они начинают носиться с идеями национального и расового превосходства. Если таковые тенденции будут обнаружены в каком-либо мировоззрении, люди имеют право заявить, что это мировоззрение античеловеческое; если какое-либо вероучение заявляет об исключительности и богоизбранности народа, значит, вероучение это надо исправлять. Потому что не мог Бог учить раздору и ненависти. Если кто-то молится такому Богу, то он должен знать, что это за Бог – имя ему дьявол. Если бы человечество поднялось до такого уровня понимания истории, то оно поняло бы простую истину: не бывает народов хороших или плохих, добрых или злых. Народные массы, к сожалению, всегда имеют другое качество, лежащее по другую сторону добра и зла, а именно: безотносительно к своему этническому происхождению они просто глупы, так как постоянно и целенаправленно подвергаются и поддаются одурачиванию. Обидное для нормальных людей стихотворение неизвестного автора из Интернета хорошо отражает эту мысль.

Мы — стадо. Миллионы нас голов.

Пасёмся дружно мы и дружно блеем,

И ни о чём на свете не жалеем.

Баранье стадо — наш удел таков.

В загон нас гонят — мы спешим в загон.

На выпас гонят — мы спешим на выпас.

Быть в стаде — основной закон,

И страшно лишь одно — из стада выпасть.

Когда приходит время — нас стригут.

Зачем стригут? Нам это непонятно.

Но всех стригут. Куда ж податься тут,

Хоть процедура эта крайне неприятна.

А пастухам над нами власть дана,

Сказали, что по воле колдуна.

Так и живём, не зная тех тиранов,

Что превратили нас в баранов!

Ах, как сочна на пастбище хрустящая трава!

Как холодна вода в ручьях журчащих!

Зачем нам знать о кознях колдовства,

Когда так сладок сон в тенистых чащах…

Да, хлещет по бокам пастуший кнут.

Что ж из того: не отставай от стада!

А у загонов прочная ограда.

И пастухи нас зорко стерегут!

Но всё ж вчера пропали два барана…

Не помогла им пастухов «охрана».

Их съели сами пастухи, а виноваты будут волки.

Но стаду наплевать на братьев, «с верхней полки»...

Мы стадо. Миллионы нас голов.

Идём, покачивая курдюками.

Нам не страшны проделки колдунов.

Бараны мы. Что хочешь, то и делай с нами!

Деиндустриализация и расчленение Германии. План Моргентау

В 1944 году по заданию президента Рузвельта министр финансов Генри Моргентау составил план, определявший послевоенную судьбу немецкого народа. Все остальные члены кабинета Рузвельта предлагали исходить из сохранения Германии как единого государства. Моргентау с презрением отверг все их предложения «из-за мягкотелости». Гарантию того, что немецкая нация больше никогда не возродится, он видел в том, чтобы разделить Германию на ряд небольших государств и уничтожить всю её индустрию. Германия по его плану должна была стать чисто аграрным государством. Восточная Пруссия и Силезия по этому плану отдавались Польше, Саарланд - Франции, из Рейнланда, Вестфалии, области между Мозелем, Рейном и побережьем Северного моря он предусматривал создание так называемой «интернациональной зоны». То, что от Германии по этому плану ещё оставалось, должно было быть разделено на два государства. Руководители государств-союзников понимали, что осуществление плана Моргентау приведёт к голодной смерти около 30 миллионов немцев.

Хотя У. Черчилль поначалу воспротивился принятию этого плана, потом, 15 сентября 1944 года, на встрече с Рузвельтом он всё же подписал его, как общий американо-английский план. 27 сентября под давлением американского общественного мнения английское и американское руководство от этого плана отказались. Но неоспоримым фактом является то, что в течение почти двух недель план Моргентау был официальной программой западных союзников для послевоенной Германии - достаточное временя для того, чтобы геббельсовская пропаганда вновь мобилизовала решимость немецких солдат и всего населения, бесконечно уставшего от войны, сражаться с ещё большей твёрдостью. С уверенностью можно сказать, что план Моргентау отодвинул срок окончания войны и привёл к ещё большим жертвам со всех сторон. И, естественно, дал на многие десятилетия пищу для антисемитизма.

Хотя планы Кауфмана и Моргентау в конечном счёте приняты не были, и прежде всего из экономических и политических соображений, но сторонников их идей к концу войны в Америке и Англии стало ещё больше. Печатались всё новые книги и статьи, главной идеей которых была та же, что и у Кауфмана, Моргентау и Хоутона: немцы – это ошибка эволюции, это врождённый народ-преступник. Если план Кауфмана о поголовной стерилизации всех немцев общественное мнение и политики на Западе в своём большинстве всё же восприняли как абсурдный, то с 1944 года предложения Хоутона (выведение новой породы немцев) и план Моргентау (с запрограммированным вымиранием около 30 миллионов немцев от голода) воспринимались уже спокойно. Так, бестселлером 1944 года стала книга американского писателя Луиса Ницера «Что делать с Германией?». В ней он повторяет выводы Кауфмана об истории немецкого народа как сплошном преступлении против человечества и о врождённой любви немцев к убийству. Книги, подобные этой, подготавливали послевоенную политику по отношению к немцам как к необычному народу. Таким образом, вопрос: «Что делать с Германией?», - стал звучать иначе: «Что делать с немцами?» - именно как с расой, нацией. В Англии и Америке, где пережитки расизма, уходящие корнями в эпоху колониализма и рабовладения, дожили ещё и до наших дней, такая постановка вопроса большого отторжения не нашла. Расизм был взят на вооружение всеми победителями, в том числе и русскими, поляками, чехами, югославами. Именно в это время родилось представление о коллективной вине всех немцев перед человечеством. Да ещё и на вечные времена.

Сегодня это обвинение, правда, звучит, как правило, не из уст американцев и англичан, а из уст собственных немецких политиков. Когда в дискуссиях на страницах газет, в телевизионных передачах кто-либо пытается напомнить о преступных бомбардировках немецких городов и о других преступлениях против немецкого населения, эти политики тут же указывают своим перстом на коллективную вину немцев. Когда кто-нибудь предлагает почтить память убитых женщин, детей и стариков в немецких городах и деревнях, это вызывает у них только ярость, а предложения соорудить и своим жертвам памятники вызывает желание прочитать нотации этим «вечно вчерашним», не поддающимся обучению и перевоспитанию, и продемонстрировать всему миру, что, по крайней мере, они, «прогрессивные» политики, уроки извлекли и продолжают надзирать за этим слабоумным балбесом – немецким народом.

Обыкновенный расизм. Первый этап перевоспитания немцев

Сразу же после победы над Германией начался процесс так называемого «перевоспитания» немцев (по английски – Reedukation). Эта идея уходит корнями в практику перевоспитания преступников в местах заключения и означает попытку ресоциализировать преступника, то есть после его исправления вернуть его в лоно общества. Направленная против целого народа, она означала, что этот народ практически целиком объявлялся народом-преступником, который, при правильном его перевоспитании, предстоит вернуть в цивилизацию.

 Использовалась эта идея вначале как пропагандистский приём в ходе боевых действий и была направлена прежде всего на укрепление боевого духа собственных солдат и освобождение их от излишней «сентиментальности» по отношению к врагу. В военной пропаганде нападкам подвергался не Гитлер и национал-социалистская партия, а весь немецкий народ, все немцы как люди. В пропагандистской войне, как правило, не бывает корректности, отсутствуют такие понятия, как гуманность, честность, порядочность. Военная пропаганда – это просто один из видов оружия, призванный деморализовать вражеских солдат и укрепить боевой дух своих. Удивительно, что даже после победы над противником сочинения военных пропагандистов продолжают считаться литературными произведениями. Например, кое-кто такими до сих пор считает человеконенавистнические произведения Ильи Эренбурга. Но и у западных союзников свои эренбурги были тоже. Именно они раздули миф о природной агрессивности немецкого народа, о его особой воинственности на протяжении всей его двухтысячелетней истории и опасности немцев для соседей. Этот тезис уже и тогда был откровенно абсурдным для тех, кто знал немецкую историю. Не подтверждался он и поведением немцев в первой мировой войне и в предыдущих войнах. Но определённые круги считают своим долгом повторять этот маразм и сегодня, да ещё и распространять его миллионными тиражами в своих сочинениях. Значит, есть в этом определённая заинтересованность. Критикуя за такую «зоологическую» мораль писательницу Дину Рубину, я в своей статье «Жизнь в двух измерениях» уже высказывал мысль, что её (такую мораль) с гораздо большим основанием можно было бы отнести к колониальной эпохе английской, французской, испанской и нидерландской истории.

 Что означал столь скорый отказ западных союзников от плана Моргентау? По- видимому, они очень быстро поняли, что он им ничего не даст. Кому будет польза от того, что немецкая промышленность окажется уничтоженной, а немцы на все времена - выброшенными на задворки истории? В этот период уже начали обозначаться контуры будущего конфликта с СССР, в котором, возможно, понадобятся не только немецкая индустрия, талант и трудолюбие немцев, но, может быть, и они сами как солдаты в борьбе с наступающим коммунизмом? А потому надо было срочно найти другие средства, чтобы нейтрализовать «врождённую любовь немцев к убийствам», а самих их сохранить - для своей же пользы. Так на первый план была выдвинута идея перевоспитания немцев.

Ещё во время войны был создан «Отдел по психологическому ведению войны». Сотрудники этого отдела работали как в американской, так и в английской армии, занимались радиопропагандой, изготавливали листовки, издавали газеты. Одной из главных целей, которую ставили перед собой перевоспитатели, было «исключение на все времена возможности возрождения „агрессивного немецкого характера“». Надо было добиться, чтобы все немцы, независимо от того, насколько они были связаны с нацистским режимом, чувствовали себя виноватыми. Для этого необходимо было добиться активного вовлечения в процесс перевоспитания их самих. Они должны были осознать порочность своего национального характера, добиваться изживания его «агрессивности» на всех уровнях, признать как свою личную ответственность за агрессивную гитлеровскую войну и истребление евреев в Восточной Европе, так и под соответствующим углом зрения рассматривать собственную двухтысячелетнюю историю как историю подготовки к гитлеровским преступлениям. Или, наоборот, отказываться от собственной истории, как отказываются от предъявленного на суде обвинения, и в итоге прийти к нежеланию быть отнесённым к этому отвратительному и преступному народу. То есть немцы должны были быть подготовлены к отрицанию этнической самоидентификации. В известной мере этой цели удалось достигнуть, не случайно ведь сегодня можно услышать от местных немцев утверждение: «Я не немец, я европеец».

Целью такого перевоспитания было постепенное преодоление национальной солидарности немцев и их самоуважения. Оставаться должно было только одно: вечное, желательно переходящее из поколения в поколение чувство коллективного стыда. От немцев не требовалось проявление траура по погибшим и убиенным, от них требовалась неспособность к любви: они должны были разучиться любить свой язык, свою культуру, свои обычаи и свою историю.

 Продолжатели дела этих перевоспитателей, видимо, этого же ждут и от нескольких миллионов немцев-переселенцев из Центральной и Восточной Европы. Но здесь они наталкиваются на полнейшее их нежелание принимать в качестве элемента общенациональной самоидентификации чувство коллективной вины за нацистские преступления. С другой стороны, обнаруживается полная неготовность и нежелание местных политкорректных средств массового перевоспитания признать немцев Центральной и Восточной Европы коллективными жертвами прошедшей войны.

Лет семь назад, активно работая в союзе ZMO, я предложил свои услуги 32 школам Майнца и его окрестностей провести внеклассные мероприятия, на которых предлагал рассказать детям об истории российских немцев. Результат был заранее прогнозируемым: ни одна школа даже не откликнулась на это предложение. А ведь именно местные педагоги часто сетуют на трудности интеграции аусзидлеровской молодёжи, на взаимное непонимание, особенно в начальный период после их переезда. Думающий читатель может себе легко представить, какие темы мне надо было бы предложить местным школам, чтобы они отреагировали с готовностью и пригласили меня на такие мероприятия. Нас боятся именно потому, что мы другие, не «перевоспитанные», инакомыслящие. Именно поэтому появилось такое большое количество русскоязычных газет, которые видят своей главной задачей причесать наши мозги политкорректной «демократической» расчёской или, как минимум, отвлечь от осмысления прошлого и настоящего. Этими газетами и журналами нас бесплатно просто заваливают. Но кто-то ведь всё это оплачивает...

Каждый, кто планировал такой масштабный проект, как перевоспитание 80-миллионного народа, должен был понимать, что его будет чрезвычайно трудно убедить в том, что можно прекрасно жить и без собственной истории и без собственной национальной идентичности - так, как жил известный литературный герой Петер Шлемиль после того, как он продал собственную тень. Но победители быстро поняли, что эту операцию лучше всего будут проводить сами немцы, ведомые своими средствами массовой информации, своими профессорами, учителями, писателями и журналистами: загребать жар чужими руками всегда удобнее, тем более, если это будут руки самих немцев - лучший и более циничный вариант трудно было придумать.

Но как быть с тем, что большинство всей этой интеллигенции - бывшие члены НСДАП? Этих людей надо было либо заменить новыми кадрами, либо вынудить их к раскаиванию и признанию коллективной вины немецкой нации. На первом этапе операция должна была контролироваться экспертами по Германии и знатоками немцев. Эту работу поручили американским психологам, социальным педагогам и другим специалистам по работе с человеческим сознанием. Среди них, естественно, оказалось много эмигрантов из Германии. Они знали язык, знали немцев. Из значительных личностей можно назвать Герберта Маркузе (Herbert Marcuse), одного из основателей «Франкфуртского института социальных исследований». Институт этот известен также и под более коротким названием - «Франкфуртская школа». Маркузе был с 1942 года руководителем секции министерства иностранных дел США и сотрудником контрразведки. Это и майор американской контрразведки, позже переехавший в ГДР и ставший там писателем Штефан Хайм (Stefan Heym). Эти люди и их соратники работали уже с 1943 года в американском «Отделе ведения психологической войны» и в совместном англо-американском «Отделе по контролю над информацией». В первое время после войны они сами активно участвовали в подготовке и проведении радиопередач и издании первых газет и книг для немцев, а позже принимали решения, кому из «не запятнавших себя сотрудничеством с нацистским режимом» немцев выдавать лицензии для выпуска газет, основания издательств и радиостанций. Такие лицензии не выдавались лицам, «поддерживавшим нацизм или милитаризм», куда включались многие граждане, даже не состоявшие в нацистской партии, например, офицеры, а также люди, занимавшие определённое место в экономике и просто руководители производства. К этому кругу лиц были также отнесены представители аристократии, если они лично и не поддерживали нацистский режим, а то даже и противодействовали ему. Лицензий могли в любое время и без всяких объяснений лишить. Обладателям этих лицензий приходилось стараться, постоянно доказывая и подчёркивая свои «антифашистские» убеждения. Те, кто получал лицензию, должен был обязательно сотрудничать с так называемыми «демократическими силами», то есть прежде всего с социал-демократами, коммунистами и клерикальными организациями.

 Прежде чем получить лицензию на издательскую деятельность, претенденты проходили психологическую проверку в специальном отделе американских оккупационных войск в Бад Орбе. Руководителем этого отдела был американский психоаналитик Дэвид Мардохай Леви (David Mardochai Levy). Проверка проводилась «специалистом по национал-социализму», психологом и психиатром по параметрам, которые определяли степень демократической надёжности своих граждан и которые позже стали использовать участники движения 68 года (сегодня это, прежде всего, члены партии зелёных, СДПГ, а также - различных леворадикальных организаций).

Оккупационные психологи априори исходили из уже известного тезиса, что национальный характер немцев радикально отличается от характера других народов. Считалось, что типично немецкими чертами характера является склонность к авторитаризму, что тем самым делает немцев очень восприимчивыми к фашизму. Поэтому группа доктора Леви старалась выискивать таких кандидатов, поведение которых делало их в нацистской Германии отщепенцами. Такие люди, по мнению этой группы, были легче всего способны к перевоспитанию. Поэтому проверялось отношение кандидата на лицензию прежде всего к семье, особенно к собственному отцу. Исходили из того, что главы немецких семей – авторитарные личности. Выдвинул эту идею сам Герберт Маркузе, ведущий идеолог перевоспитательного процесса. Придерживались этой же идеи и другие ведущие идеологи перевоспитания немцев - Адорно и Хоркхаймер. Они считали, что глава немецкой семьи беспощадно подавляет волю жены и своих детей, а из-за этого-де в немцах с детства воспитываются агрессивность и жестокость. То есть каждый немец с детства впитывает в себя дисциплину, порядок, чистоплотность и мужественность. В противоположном случае он становится отщепенцем немецкого общества. Вот именно таких отщепенцев перевоспитатели и выискивали. Например, считалось предпочтительным, чтобы кандидат имел как можно более ранний сексуальный опыт. Желательно, чтобы кандидат был представителем каких-нибудь сексуальных меньшинств, ведь известно, что при Гитлере гомосексуалисты преследовались. К чести большинства отвечавших за выдачу лицензий следует сказать, что они считали идиотизмом и от души высмеивали фрейдистские бредни психоаналитика доктора Леви и его группы.

Постепенно издание средств массовой информации было налажено. Иным было положение в университетах. Факультеты теологии, медицины и естественных наук были быстро укомплектованы преподавательским составом и желающими учиться студентами. В основном старыми преподавателями были укомплектованы и юридические факультеты, что позже для участников движения 68 года послужило основанием для обвинения немецких судов в том, что они очень жестоко обращаются с левыми демонстрантами и, наоборот, якобы очень мягко - при вынесении приговоров бывшим военным преступникам. В советской оккупационной зоне к судам вообще ни одного бывшего юриста не допустили, создав «народные суды», которые возглавили «проверенные» рабочие.

Кроме того, в университетах были организованы совершенно новые факультеты политологии, которые позже показали себя лучшим инструментом в «перевоспитании» немцев. Преподавателями этих факультетов по преимуществу стали бывшие эмигранты. Для других факультетов эмигрантов катастрофически не хватало, поэтому пришлось принять на работу тех, кто сумел доказать, что в период нацистского режима был в состоянии «внутренней эмиграции» или хотя бы аполитичным.

Франкфуртская школа

Наиболее последовательную работу в процессе перевоспитания немцев вела и добилась значительных успехов вернувшаяся в Германию так называемая «Франкфуртская школа». «Франкфуртский институт социальных исследований», таким было её полное название, был закрыт в Германии в 1934 году, его сотрудники эмигрировали в США и продолжали работу в 30-40-е годы в Колумбийском университете. Начиная с 1949 года в Германию вернулись ведущие сотрудники «Франкфуртской школы» Макс Хоркхаймер, Теодор В. Адорно, Фридрих Поллок, Лео Лёвенталь, Эрих Фромм и Герберт Маркузе. Главной своей задачей они видели перевоспитание немецкой интеллигенции и, надо сказать, добились в этом большого успеха. Адороно писал своему коллеге Лео Лёвенталю: «Мой семинар похож на школу талмудистов, кажется, будто души убитых еврейских интеллектуалов вселились в немецких студентов». Франкфуртские философы были основателями так называемой «критической теории». Они выпустили в жизнь огромное количество своих учеников, которые позже заняли виднейшие позиции в науке, преподавательской деятельности, журналистике и политике. «Франкфуртская школа» заслуживает отдельной статьи.

Идея коллективной вины – порождение ветхозаветного взгляда на жизнь

Спустя несколько лет после войны, в 1948 году, созрел уже и первый немец, заявивший о коллективной вине немцев. Был это бывший герой первой мировой войны, позднее - противник Гитлера пастор Нимёллер. Он потребовал от всех немцев признания коллективной вины нации в преступлениях национал-социализма. Идея эта, несмотря на усилия всей рати перевоспитателей, в то время встречала у немцев полное отторжение. Ведущие немецкие политики послевоенного периода категорически её отрицали. Тем более, что отрицали её и социал-демократы, особенно яростно - в лице своего председателя Курта Шумахера, который сам при нацистах сидел в концлагере.

Идея коллективной вины народов уходит своими корнями в идеологию Ветхого Завета с его принципами «око за око», «зуб за зуб» и т.д. Идея коллективной вины есть откат назад от христианских принципов личной ответственности каждого за содеянные им грехи. Вот какие интересные рассуждения я вычитал в книге Дм. Хмельницкого «Под звонкий голос крови» (М., 2004, в статье «Кризис философии индивидуализма», «Вести», рубрика «Недельный комментарий». Тель-Авив, 1996): «Тора учит нас, что человек одновременно существует как бы на двух уровнях. С одной стороны, он является независимой отдельной личностью, с другой – составной частью, кирпичиком, клеткой национального организма... Когда христианство провозгласило принцип «нет ни эллина, ни иудея, то этим оно уничтожило второй параметр – восприятие человека как частицы народа. Вместо еврейской иерархической структуры «человек – народ – человечество» оно создало упрощённую схему «человек – человечество», сконцентрировав всё внимание только на личностном уровне человека... И если человек ударил тебя рукой, то совсем не обязательно в качестве наказания ударить его именно по этой руке – можно ударить его по любому другому месту. Точно так же, согласно подходу Торы, должны строиться отношения между народами» (Тора – пятикнижие Моисея. Ветхий Завет ещё иногда называют еврейской Библией). Почитайте Ветхий Завет – он полон примеров, когда виноватыми считаются и наказываются целые народы. Наказание российских немцев, которых, руководствуясь ветхозаветной методикой, тоже наказали как часть целого организма (немецкий народ), – из этой же серии. В то же время от этого подхода недалеко ушла и сама христианская церковь, на протяжении 2000 лет считавшая, что все евреи и на все времена несут на себе вину за распятие Христа.

Когда в середине 50-х годов вместе с началом корейской войны началась холодная война Запада и Востока, эта идея удивительно быстро исчезла из политических дискуссий. Протесты молодого государства Израиль и еврейских организаций были удовлетворены при помощи американского посредничества: Аденауэр согласился выплатить гигантские суммы в качестве компенсаций за погибших во время войны евреев. Израиль был доволен, еврейские общины в Германии - не очень: они хотели больше, чем денег, они продолжали требовать признания немцами коллективной вины и особого положения евреев в Германии. Длившаяся несколько десятилетий холодная война, введение в Западной Германии собственной валюты и успехи социальной рыночной экономики, превращение Германии в признанную во всём мире экономическую державу привели к тому, что идея коллективной вины и перевоспитания немцев полностью была забыта.

Движение 1968 года. Второй этап перевоспитания немцев.

Но всё это время продолжала эффективно воздействовать на умы «Франкфуртская школа» со своей «критической теорией». С началом политики разрядки в конце 60-х годов во Франции и Германии начинается студенческое движение, теоретически вышедшее из этой философской школы. Под давлением новых «революционеров» был отвергнут старый консенсус политических сил, достигнутый при Аденауэре и действовавший ещё при Вилли Брандте, провозглашавший главной задачей германской демократии политику антитоталитаризма. Новые «революционеры» потребовали возобновления старой дискуссии 1946 года о коллективной вине немецкого народа и даже ухитрились организовать «антифашистское движение». Ученики Хоркхаймера, Адорно, Маркузе и Фромма объявили своей целью борьбу с авторитаризмом на всех уровнях жизни общества - от семьи до высших политических этажей. Не добившись успеха во время студенческих бунтов, сопровождавшихся массовыми хулиганскими действиями, когда поджигались полицейские машины, избивались полицейские, захватывались дома и т.д., лидеры движения решили заменить тактику уличных боёв на тактику «долгого марша по учреждениям». То есть была поставлена задача постепенно захватить ведущие позиции в немецких учреждениях, в особенности - тех, которые имеют влияние на формирование общественного мнения: школах, вузах, церквях, газетах, журналах, телевидении, издательствах и т.д., с целью добиться «культурной гегемонии» в обществе и продолжить перевоспитательный эксперимент над собственным народом.

Они потребовали от общества признания раздела Германии на два государства - как справедливой кары немецкого народа за преступления гитлеровского режима. То, что это наказание в основном было направлено против граждан ГДР и против миллионов немцев, остававшихся заложниками в странах Восточной и Юго-восточной Европы, их не волновало. Против объединения Германии в 80-е годы стали выступать не только представители всяких левых молодёжных группировок и политики партии зелёных (Даниэль Кон Бендит, Йошка Фишер и др.), но и некоторые видные социал-демократы и представители духовной элиты, такие, как Оскар Лафонтен и писатель Гюнтер Грасс. События 1989 года были для них неприятной неожиданностью: ведь они утверждали (и на это рассчитывали), что база для восстановления единой немецкой идентичности уничтожена навсегда. После воссоединения нации под патриотическим лозунгом «Мы единый народ», которому искренне радовались почти все немцы, надзиратели за немецкой нравственностью, которые к этому времени практически захватили телевизионные программы и прессу, с ещё большей активностью стали высказывать подозрение по отношению к собственному народу в национализме (проявления патриотизма – суть фашистские тенденции!). В то время как во всей Европе патриотизм считается естественной нормой, у нас, в Германии, он рассматривается как проблема. Наши политкорректные няньки, которые сами себя к немецкому народу причислять не хотят, считая себя, видимо, какими-то «общечеловеками», любое проявление любви к своей стране, языку, культуре считают проявлением национализма, чуть ли не нацизмом. Единственно допустимым считается изобретённый видным философом «Франкфуртской школы» Юргеном Хабермасом «конституционный патриотизм». Какую смысловую нагрузку несёт в себе эта уродливая логическая конструкция никто внятно объяснить не может.

Все, конечно, не раз слышали термин «Deutsch-Türke». Он означает бывших граждан Турции, принявших гражданство Германии. А вот термин Deutsch-Russe означает уже нас с вами – российских немцев. А как быть с просто бывшими русскими? Они тоже «Deutsch-Russen» или просто «Russen». Хотя последним термином могут назвать и российских немцев, и российских евреев, и кого угодно из России. Отрицают «общечеловеки» наличие этносов. Есть только гражданское общество. Но, придумав эти ограничения, те же журналисты часто попадают в трудное положение, пытаясь дать простую информацию. Вот, например, сообщая о состоянии здоровья израильского премьер-министра Ариэля Шарона, немецкая газета пишет: «Er ist Sohn eines deutsch-polnischen Vaters und einer russischen Mutter» («Он сын немецко-польского отца и русской матери»). Получается, что Ариэль Шарон вовсе и не еврей! Как это всё-таки понимать? Одна знакомая женщина-еврейка (а может, правильно надо сказать «женщина иудейского вероисповедания», тут невольно начинаешь уже затрудняться при упоминании национальности человека в точном смысле этого слова), прочитав такое, с недоумением спросила: «А как же он тогда стал евреем?». Не знает она, что указывать на этническое происхождение в современной Германии неполиткорректно и что под национальностью понимается совсем не то, что испокон веков понималось, а гражданство, подданство. Но эту информацию о происхождении Шарона трудно понять даже когда переключаешься на язык наших перевоспитателей: кто же всё-таки был его отец, пусть даже по гражданству - немец или поляк? И каким образом он стал евреем - только ли по отцу или только по матери, или он был всё же сыном обоих еврейских родителей? Русские журналисты, не замордованные вынужденным поиском «правильного» термина, отразили бы всю эту информацию просто и понятно.

Попытку разобраться с понятийным аппаратом наших надзирателей-перевоспитателей можно сравнить с попыткой выиграть у напёрсточника: вы думаете, что шарик под этим напёрстком, потому что вы это видели своими глазами? А вот и ошибаетесь – он уже под другим! А теперь вы думаете, что он под этим? Ну какой же вы тугодум! Он под тем, под каким надо, потому что так «политкорректно»!

 Очень любят в современной Германии употреблять словосочетание – «народ-преступник» в противовес другому термину - «народ-жертва». «Народ-преступник» - это немцы. Ни один народ так называть нельзя: ни русских, ни турок, ни китайцев, ни даже камбоджийцев, которые при Пол Поте уничтожили каждого третьего своего согражданина. Правда, русских последние полтора десятка лет определённые силы тоже пытаются убедить совершить коллективное покаяние, но, кажется, это не очень удаётся. А потому остаются одни немцы. Спросите у любого иностранца, понимает ли он эту логику? Ни один иностранец этого понять не может. Так же, как и мы, российские немцы, поскольку мы в смысле степени обработанности мозгов - в Германии тоже иностранцы. Наши мозги не в состоянии понять эту логику. Пусть нам простят, лет 60 ещё поучимся тому же самому - и наши потомки тоже поймут и поверят, что их предки были распоследними негодяями и преступниками. Поскольку (как в приведённом выше стихотворении) – «мы стадо баранов». Рассказать своим детям о трудармии, комендатуре и т.д. у нас нет времени или знаний. Для того чтобы узнать самостоятельно правду о том, что пережили наши отцы и матери, у нас нет нескольких десятков евро, чтобы выписать ту же книгу Герхарда Вольтера или газету (журнал), выпускаемую нашими же земляками. Вот такой заколдованный круг получается.

Значит ли это, что, отрицая коллективную вину любого народа в каких-либо преступлениях, я отрицаю и наличие в истории коллективных жертв? Нет. Например, российские немцы и ещё дюжина народов, понёсших во времена сталинского режима коллективное наказание (только за то, что принадлежали к тому или иному народу), были народами-жертвами. Значит ли это, что мы должны утверждать, что те народы (русские, украинцы, белорусы, грузины, евреи и более сотни других), представители которых принимали преступные решения, возглавляли лагеря смерти для наших отцов, являются «народами-преступниками»? Ни в коем случае, и мы этого никогда не утверждали.

С 1968 года тысячи «прогрессивных» историков, философов, учителей стали объяснять немецкому народу, опираясь на учение «Франкфуртской школы», что в, общем-то, немецкого народа никогда и не было - до того самого момента, когда Французская революция изобрела национализм. Доходили в своих теориях до того, что не было никакого Карла Великого, что это якобы фальшивка, выдуманная церковью спустя 200 лет после его жизни. Были якобы только племена и региональные объединения. Но не нация. Значит, не было и общей истории. Не было и германской империи, если не считать ту, которую сколотил Бисмарк в 1871 году. «Железом и кровью», естественно. Ну и, конечно, создал этим, по их мнению, предпосылку для создания гитлеровского Третьего рейха. Особенно в этом направлении отличается газета «DIE ZEIT». На читателя, слушателя и зрителя изо дня в день вываливаются тысячи статей, передач, все эти «с одной стороны - с другой стороны»... Цель одна: доказать, что не было в истории никакой немецкой нации, государства под названием «Deutschland». Один из авторов этой газеты Рудольф Вальтер дошёл до того, что сделал вывод: нет никакой разницы между «здоровым национальным чувством» и «болезненным национализмом». Национальное чувство якобы всегда есть патология. А если национальную принадлежность можно доказать при помощи происхождения предков, то есть по крови, то, в конечном счёте, с восторгом провозгласил этот «гений», можно доказать, что и у орангутанов в жилах тоже течёт немецкая кровь (Rudolf Walter: Nation. Die Erfindung der Vergangenheit durch die Gegenwart, DIE ZEIT, 14.01.1994).

Третий этап – перевоспитание «отстающих»

Под «отстающими» я здесь имею в виду жителей бывшей ГДР, с 1989 года воссоединившихся со своими братьями и сёстрами из Западной Германии, ну и всех нас, переселенцев «немецкого происхождения», как нас любят называть те же политкорректные идеологи. То есть, по их логике, мы происходим от немцев (а не являемся ими), ну а немцы происходят от кого? От орангутанов? Естественно, пока местные немцы, как послушные ученики, испытывали на себе интенсивные перевоспитательные меры, все мы, вышеперечисленные, в это время где-то по веткам прыгали, поотстали. Поэтому после 1989 года была поставлена задача убедить и всех нас в нашей «вечной вине» перед человечеством. Связаны ли эти удесятерённые усилия напрямую с появившимися в это же время новыми требованиями со стороны различных организаций, представляющих жертв войны, о выплате компенсаций? Во всяком случае новых немецких граждан «немецкого происхождения» тоже надо было срочно убедить, что они от рождения принадлежат к народу-преступнику, а посему должны вечно платить и рта не открывать.

 Извините меня, но в таком случае подобные выплаты – это уже не компенсации пострадавшим. Такие выплаты издавна считаются данью побеждённого народа народу-победителю. Так они всегда и назывались. И чем бы ни производились - мехами, скотом или хлебом, как в средние века, или, к примеру, деньгами или подводными лодками, как сейчас. А состояние такое называлось, например, в древней Руси, игом. Кто к такому нерушимому состоянию вещей стремится, должен понимать, что тех, кому дань платят, обычно не любят. А от ига всегда хочется освободиться, даже если и продлится оно хоть 250 лет, как это уже бывало...

Вот как этот же стон выражает Клаус Райнер Рёль в своей книге: «Круглый год, по тщательно продуманному графику, проводятся поминальные богослужения, дни памяти, недели памяти, годы памяти, в Освенциме, в Бухенвальде, в Берген-Бельзене, в Майданеке и везде транслируются телевидением; открываются музеи, библиотеки, кошерные рестораны, проводятся концерты, премьеры спектаклей, фильмов, закладываются камни, проводятся праздники, посвящённые завершению строительства новых объектов, освящаются новые синагоги и детские дома, больницы и дома престарелых, принимаются делегации из Израиля, отправляются делегации в Израиль, читаются доклады перед еврейскими общинами, как обычно сообщает пресса, «при активном участии населения». Следите за мероприятиями, каждую неделю вы обнаружите какие-нибудь часы памяти. Но лишь однажды за 57 лет молчания... показали фильм Гвидо Кноппа о преступлениях по отношению к изгнанным немцам и один раз за 30 лет фильм о жертвах бомбардировок...». Все эти мероприятия преследуют одну цель – немцы ни на один день не должны забывать, что они «народ-преступник». Они принесли столько горя другим народам, которое не смогут загладить эти «жалкие подачки-компенсации». (Эти «жалкие» суммы компенсаций на сегодняшний день исчисляются уже астрономическими цифрами, так что страшно их называть).

Политики, забывшие свои национальные корни и считающие своей главной обязанностью выполнение обряда «шахсей-вахсей», то есть обряда самобичевания - как они могут нам помочь интегрироваться в немецкое общество, если считают, что немцы произошли от орангутанов, поздние переселенцы – это те, у кого на стене висела фотография немецкой овчарки, и что помогать следует только наркоманам, разведённым женщинам и сексуальным и этническим меньшинствам? Больше всего симпатий к нам испытывали христианские демократы, да и те разочарованы: ожидали они нас увидеть после 60 лет рассеяния в местах ссылки чисто говорящими по-немецки, танцующими и поющими по-немецки, скромными, поголовно с Библией в руках, такими чистенькими и пушистыми. А мы оказались живыми, взъерошенными и разными - хорошими и плохими. Какая досада, какое разочарование! Пытаешься им объяснить, почему наш народ плохо владеет родным языком – не понимают. «Ну вы же немцы!». Прямо как тот новый русский, который хвастает, что усыновил годовалого негритёнка из Америки: «Вот вырастет - моих детей английскому языку научит!».

 Несколько лет назад я вместе с делегацией переселенцев был в Берлине, в Бундестаге, на встрече с представителями различных фракций. Осталось опустошающее чувство, что ни нас, ни наших проблем там никто не понимает. Особенно запомнился представитель ПДС, который, придя на встречу с немцами-переселенцами, битый час нам рассказывал, как ему дороги все иностранцы (!), какие у них есть права и т.д.! Пока мы не перехватили инициативу и не предложили ему: «Хотите - мы сами вам о себе расскажем?». По ходу выслушивания наших рассказов, глаза его становились всё круглее, пока он, в конце концов, не признался: «Честное слово, я впервые слышу, что в СССР тоже жили немцы!?». И после этого они удивляются, что интеграция переселенцев что-то пробуксовывает!

Если мы поймём, какой деформации подверглись мозги местных немцев на протяжении 60 лет «перевоспитания», то мы поймём, почему порой так холодно принимает нас местное население, почему так вяло и без чувства солидарности реагируют местные общественные и политические деятели на День памяти российских немцев 28 августа каждого года. Наши надзиратели за моралью ежедневно требуют: не забывать! (gegen das Vergessen!), но память их работает со странной избирательностью.

 В связи с этим хотелось бы сказать вот ещё о чём. Все думающие люди видят, что многие немцы уже без внутреннего протеста считают свой народ коллективно виновным во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Как же глупо на этом фоне выглядят наши раздоры при проведении митинга памяти перед Рейхстагом! В этот день надо отбросить всё, что разделяет нас, потому что мы все дети одного народа, ставшего коллективной жертвой сталинского режима. То, что происходит уже несколько лет перед Рейхстагом в День памяти российских немцев, – это свидетельство страшной интеллектуальной и духовной пустоты организаторов, выносящих на люди в такой день свои мелкие амбиции, да и тех, кто за ними следует. В этот день мы должны, мы просто обязаны демонстрировать единство. А иначе – это не митинги памяти, а профанация, насмешка над памятью погибших и замученных.

А в чём вина немцев?

Итак, все немцы, с точки зрения чужих и своих перевоспитателей, виноваты на вечные времена. Но хотелось бы у них узнать, а кого они считают немцами? Ведь все эти новые революционеры, проделавшие «марш через учреждения» и добившиеся культурной гегемонии в обществе, отрицают само деление общества на народы, этносы. По конституции ФРГ немец – это человек, принадлежащий к немецкому народу, то есть, в первую очередь, именно «человек немецкой крови». (Ведь именно это названо в первом пункте при отнесении к немецкой национальности российских немцев – происхождение от родителей-немцев). Но это сегодня редко кто вспоминает. Тогда кого же имеют в виду наши самые прогрессивные наставники и надзиратели за нашей моралью? Они ведь постоянно утверждают, что немец – это человек, имеющий немецкое гражданство. То есть немцы – это и турки, и югославы, и русские, и марокканцы, и представители других народов, принявшие немецкое гражданство. Тогда возникает вопрос: эти люди теперь тоже относятся к «народу-преступнику»? Спросите у любого турка, считает ли он себя ответственным за расстрелы, произведённые какой-нибудь частью СС где-нибудь на Балканах, Украине или в Белоруссии? Если он не считает, что Турция несёт какую-нибудь ответственность за убийство полутора миллиона армян и других христиан в 1914-1915 годах, то почему он должен взять на себя ответственность за преступления СС? В ФРГ сегодня проживает несколько сот тысяч русских и украинцев, может быть, они чувствуют себя народом-преступником, потому что при Сталине были уничтожены миллионы казаков, крестьян, интеллигенции, потому что было совершено преступление НКВД в Катыни? Может быть, к группе коллективно виноватых мы отнесём несколько сот тысяч евреев, приехавших в ФРГ и достаточно активно принимающих её гражданство? То есть, при ближайшем рассмотрении, абсурдность этой логики становится совершенно очевидной. В том числе и для перевоспитателей. Но интересно, что для всех нас, приехавших из Восточной Европы и СССР немцев-переселенцев, такого исключения из сообщества коллективных преступников не делается. То есть, определяя, кто есть «народ-преступник», наши левые «революционеры» снова согласны на классическое определение принадлежности к немецкому народу по происхождению, по крови - хоть вплоть до самого орангутана, хотя они это определение во всех прочих случаях ненавидят и отрицают (напёрсточники!).

Значит ли это, что весь немецкий народ – это народ-преступник? Если да, то возникает вопрос: в чём его вина? На последних свободных выборах в рейхстаг 6 ноября 1932 года за партию Гитлера голосовало 13 миллионов человек, то есть 33, 2% от имеющих право голоса. На втором месте была СДПГ с 20,4%, на третьем - коммунистическая партия с 16,9%, на четвёртом - партия Центр, получившая 11,9%. Сильнейшим мог бы стать блок социал-демократов и коммунистов, но, поскольку коммунистам, в связи с директивами III Интернационала и лично товарища Сталина, сотрудничать с социал-демократами было запрещено, сильнейшей фракцией стала национал-социалистская партия Гитлера. Президент Гинденбург поручил ему сформировать правительство вместе с партией Центра. В марте 1933 года на новых выборах его партия набрала уже 43 процента (коммунистическая партия к тому времени была запрещена, и половина её избирателей отдала голоса нацистам). До июля 1933 года парламентская демократия по частям была ликвидирована и установлена диктатура - с концлагерями, гестапо и особыми законами. На этом вина 13 миллионов избирателей, дедов и прадедов нынешних немцев, завершается. Да и их виноватыми вряд ли назовёшь: они не видели тогда опасности и голосовали за программу борьбы с безработицей и нищетой, за программу отмены узаконенного версальского ограбления немецкого народа, а не за программу уничтожения евреев.

Но даже если мы зачислим в виновные всё поколение, приведшее Гитлера к власти, то надо вспомнить, что тем, которые в 1945 году не достигли совершеннолетия, то есть ответственности вообще ещё ни за что не нёсшие, сегодня уже по 75-78 лет, а более молодые и вообще никакой ответственности за это не несут. Так сказать, по факту своего рождения. Как может убедить, к примеру, меня, российского немца, родившегося 10 лет спустя после войны, под надзором комендатуры, родители которого сами были жертвами этой войны, тот же Мишель Фридман, который тоже родился спустя 9 лет после окончания войны, что я и мои потомки ему и его потомкам будут вечно что-то должны? А ведь именно в таком духе он высказывался, именно в таком духе многие думают ещё и сегодня.

Поколение дедов и прадедов нынешнего поколения немцев можно было бы обвинять только в том, что они позже, когда политика национал-социалистов стала понятной, не начали борьбу за свержение режима, не осмелились пойти на эту борьбу с риском самим попасть в тюрьму, попасть в руки гестапо и подвергнуться пыткам, подставить свою семью под риск быть подвергнутым террору со стороны штурмовиков, которые уже в 1934 году организовали первые концлагеря для противников гитлеровского режима. То есть мы это поколение немцев можем от силы признать виноватыми в том, что они не были героями. И в этом вся коллективная вина немецкого народа? Они виноваты в том, что поголовно не стали героями Сопротивления? В таком случае пусть в очередь становятся все народы мира, особенно - бывшего СССР, Китая, Восточной Европы, Камбоджи да и так называемые цивилизованные народы тоже – они почему-то не очень героически боролись против колониального порабощения их государствами других народов. Те, кто считают себя безгрешными, пусть первыми бросят камень в немецкий народ.

Генрих ДАУБ

Майнц

Источник:

http://www.rd-zeitung.eu/obzor/gdaub.htm 

См. также:

Горячее лето 1953 года: рабочее восстание в Германии

Всесожжение немецких стариков, женщин и детей

Планы союзников по уничтожению немецкого народа
Лагеря смерти Эйзенхауэра

Резня в Дахау

Око за око: нерассказанная история еврейской мести немцам в 1945 году

Послевоенные снимки, которые британские власти пытались скрыть

Евреи пытались совершить геноцид и отравить миллионы немцев
Голодомор в Германии
Немцы: изгнаны и убиты