Елеонора Шифрин
Предлагаемая статья может совершенно изменить отношение к делу Ивана Демьянюка тех людей, которые не хотят верить в его невиновность. Это отрывок из книги вдовы адвоката Демьянюка Элеоноры Шифрин "Четвертое измерение". Отрывок опубликован на израильском сайте 7kanal.com, который, кстати, почему-то регулярно блокируется.
Предисловие автора
Двадцать лет назад в
Израиле проходил судебный процесс, оказавший судьбоносное влияние на дальнейшее
развитие израильского правосудия и израильское общество в целом, хотя мало кто
из живших тогда в Израиле и наблюдавших за происходящим, согласится сегодня с
такой оценкой тех событий. Тем не менее, по моему глубокому убеждению, низкий
уровень правосознания израильского общества, прессы и политического руководства
страны привел к тому, что двадцать лет назад общество потребовало от суда
юридически не оправданного приговора, и суд согласился заменить юридически
приемлемые доказательства владевшими обществом эмоциями. Иными словами, система
правосудия была использована для вынесения неправедного приговора, который
выглядел идеологически оправданным в глазах подавляющего большинства
израильтян.
Однако нарушение принципов правосудия с одобрения всего
общества и общественная легитимация подтасовки фактов в суде ради вынесения
идеологически приемлемого приговора не могли впоследствии не ударить
бумерангом.
Сегодня мы с ужасом наблюдаем узурпацию судом законодательной
и исполнительной власти в стране и беспардонное использование системы правосудия
в Израиле для борьбы с идеологически и политически неугодными лицами и
тенденциями - и недоумеваем: как же такое могло произойти?!
Волею судьбы,
мне и моему ныне покойному мужу Аврааму Шифрину пришлось принять самое
непосредственное участие в событиях двадцатилетней давности, положивших начло
этому процессу утраты моральных ориентиров в обществе, и наблюдать вблизи то,
что продолжает трагически отражаться на судьбах нашего народа сегодня.
На
протяжении всех минувших лет люди - как жившие тогда в стране, так и приехавшие
позднее - нередко спрашивали меня: как случилось, что Узник Сиона Авраам Шифрин,
отдавший столько лет своей жизни сионизму и еврейскому государству, оказался
среди свидетелей защиты Ивана Демьянюка, которого обвиняли в пособничестве
нацистам в уничтожении 900 тысяч евреев.
Предлагаемая ниже статья
отвечает на этот вопрос. Однако, с моей точки зрения, значительно важнее, что
она заставляет нас взглянуть в прошлое и увидеть в нем ростки сегодняшних наших
бед, ростки, которые мы сами, с подачи наших врагов, насаждали и культивировали
в своей среде.
* *
*
20 лет назад мой муж, Авраам Шифрин, стал вторым из самых ненавидимых людей
в Израиле. Первым был адвокат Йорам Шефтель, защитник Ивана Демьянюка,
экстрадированного Америкой в Израиль в 1986 г. для суда по обвинению в том, что
он был оператором газовой камеры в лагере смерти Треблинка по кличке “Иван
Грозный”, лично уничтожившим около 900 тысяч евреев. Авраам стал объектом
ненависти, согласившись выступить на процессе в роли эксперта по гебешным
фальшивкам.
В израильской системе правосудия экспертов приглашает не суд,
а стороны, поэтому человек, выступающий на стороне защиты, как бы автоматически
становится защитником обвиняемого. При условии соблюдения принципа суб юдице -
то есть человек невиновен, пока не доказана его вина - ничего страшного в этом
нет. Тем более что свидетель-эксперт по определению должен говорить правду, и
именно в этом должен быть заинтересован суд, стремящийся установить личность
подсудимого и его причастность к инкриминируемому ему преступлению.
Но
это при условии соблюдения принципа суб юдице… В случае же Демьянюка этот
принцип был забыт в тот момент, как американский суд - самый справедливый суд в
мире! - принял решение об экстрадиции механика фордовского автомобильного завода
для суда в Израиль. С точки зрения израильской широкой общественности, прессы и
- главное - судебно-правовой системы, в Израиль привезли не подозреваемого,
которому израильский суд даже не предъявил еще обвинительное заключение, а
виновного. И поэтому всякий, кто стоял на пути к юридическому оформлению заранее
вынесенного ему приговора к повешению, и сам попадал в разряд
преступников.
Между тем Демьянюк с первой минуты, когда в США
заподозрили, что во время Второй мировой войны он был надсмотрщиком в немецком
концлагере и скрыл этот факт при въезде в Америку, категорически отрицал это и
даже представил алиби. Он утверждал, что на протяжении всего этого периода сам
сидел в немецком лагере для военнопленных в Хелме (Польша), был освобожден
весной 1944 г., после чего вступил в армию ген. Власова. Этому простому работяге
с четырехклассным образованием и в голову не могло прийти - как, впрочем, и
большинству израильтян - что кто-то может быть заинтересован в его осуждении,
вне всякой связи с его личностью и фактическими обстоятельствами
жизни.
Власти и пресса Израиля всячески поддерживали и разжигали
“всенародный гнев” и призывы к отмщению. Для них это была едва ли не последняя
возможность показать, как они преследуют нацистских преступников, и напомнить
молодежи о трагической истории европейского еврейства, которая - так было
принято в те годы толковать - могла произойти лишь потому, что у еврейского
народа не было тогда своего государства и армии. [1]
Судебно-правовая
система тоже втянулась в эту политическую игру, согласившись сделать процесс
Демьянюка показательным. Под давлением министра юстиции Верховный суд разрешил
снять для этого театральный зал в Биньяней Аума - иерусалимском Дворце
конгрессов - и даже согласился с тем, чтобы весь процесс, впервые в истории
страны, транслировался по телевидению. И стало ясно: приговор уже вынесен
заранее! Не станет же государство вкладывать такие усилия и деньги в
показательный процесс только для того, чтобы на глазах всего мира оправдать
подозреваемого!
Наблюдая со стороны и еще не зная, что все дело построено
на привезенной из СССР фальшивке, мы настороженно прислушивались - уж очень
нехорошие ассоциации и воспоминания вызывало словосочетание “показательный
процесс”. Однако в тот период даже мы, злостные антисоветчики, не подозревали,
что этот процесс - результат международного заговора, в котором участвовали КГБ
СССР, американский Отдел по специальным расследованиям (OSI - Office of Special
Investigations) и власти Израиля. Только в страшном сне могло бы нам тогда
присниться, что Авраам будет выступать в этом процессе, а уж тем более - что вся
эта постыдная для Израиля и трагическая для Демьянюка и его семьи история - в
какой-то мере следствие деятельности Авраама.
“Разделяй и властвуй”
Выезжая
из СССР на Запад, Авраам был уверен, что продолжит бороться против советской
власти - этого воплощения Зла в современном мире. Еще в возрасте 14 лет, потеряв
отца, безвинно арестованного и погибшего в лагерях Колымы, Авраам не только не
отрекся от него, как многие дети репрессированных в те годы, но поклялся
отомстить за него и сделать все возможное, чтобы злодейская власть рухнула. Вся
его дальнейшая жизнь была подчинена этой цели. И впоследствии, “найдя” для себя
Израиль и глубоко осознав свое еврейство, он продолжал считать борьбу с
советской властью своим долгом и своей миссией в этой жизни, а саму эту власть -
смертельным врагом еврейского народа, не меньшим, чем власть гитлеровскую.
[2]
При этом Авраам четко сознавал: коммунизм и советский режим враждебен
не только еврейскому народу, но и украинцам, прибалтам, кавказцам и всем прочим
народам, порабощенным коммунистической империей. И считал необходимым объединить
их всех - как и граждан западных стран - для противостояния этому Злу. Опыт
лагерей, где он не только спал на общих нарах с борцами за национальную
независимость своих народов, но и участвовал вместе с ними в семи попытках
побега, научил Авраама разбираться в людях и определять их не по национальной
принадлежности, а за их личные качества. Сам он вел себя так, что солагерники
привыкли уважать не только его как личность, но и его еврейство. Недаром же,
когда однажды конвоир на этапе попытался натравить на Авраама находившихся в
вагонзаке блатных, предложив им “наподдать этому жиду”, блатные - неожиданно для
Авраама - заявили:
“Ты это начальник брось, это не жид, это - израильтян!”.
Получив после лагерей, ссылки и периода подпольной
сионистской деятельности разрешение на выезд в Израиль, Авраам знал, что и на
Западе продолжит борьбу против советской власти, тем более что в лагерях
оставались друзья: и старые, и недавно севшие, и нужно было добиваться их
освобождения. Однако он полагал, что теперь включится в организованную на
государственном уровне борьбу, которая, конечно же, ведется в Израиле и странах
“свободного Запада”. Ему не приходило в голову, что и он сам был отравлен
советской пропагандой: он полагал, что “Запад” - его политики, его пресса, его
интеллигенция - настроены антисоветски и понимают опасность проникновения
коммунизма в так называемый “свободный мир”. Для Авраама было большим ударом,
когда он обнаружил, что этот пресловутый “гнилой запад” - еще и трусливый и
просоветский, и к тому же, как мухами, засижен агентами КГБ. Стало ясно: чтобы
бороться, нужно искать союзников.
Советские власти всегда действовали по
принципу “разделяй и властвуй”, натравливая одни нации на другие и всех вместе -
на евреев, сея клевету, недоверие и раздор и мешая людям объединяться в борьбе
против своих мучителей. На Западе, как выяснилось, самым действенным методом
нейтрализации антикоммунистических движений и организаций было распространение
агентами КГБ слухов и сплетен об их антисемитской настроенности.
В первой
же своей поездке в Европу и США в 1971 г. Авраам встретился с русскими
антикоммунистами из НТС и с организациями, боровшимися за независимость Украины.
Последние приняли его с большим почетом: они уже знали его имя от своих
соотечественников, сидевших с ним в лагерях. Рекомендации таких ветеранов
украинского повстанческого движения как Евген Грицяк (организатор шахтерского
восстания в лагерях Воркуты), Михаил Сорока и его жена Екатерина Зарицкая,
Лебедь, Горбовий, Долишный, римский кардинал Йозеф Слипый, стоили на Западе
немало.
Познакомившись с евреями, которые вырвались из-под контроля
израильско-американского еврейского истэблишмента и разворачивали собственную
кампанию за свободу советского еврейства, Авраам начал знакомить их с
украинскими руководителями, приучая тех и других к мысли, что у них общий враг -
Советский Союз, и бороться против него нужно сообща, невзирая на все, что
случалось между нашими народами в прошлом. Постепенно начались совместные
демонстрации и другие акции протеста.
В 1975 г. Авраам рекомендовал для
участия в первом Международном Сахаровском слушании Славу Стецько, вдову
Ярослава Стецько, который 30 июня 1941 провозгласил во Львове независимое
Украинское государство, был арестован немцами и в 1941—1944 гг. находился в
концлагере Заксенхаузен. Советские агенты влияния сделали все, чтобы не
допустить выступления представителя свободных украинцев, а заодно - и самого
Авраама, как “злостного антисоветчика”. Авраама удалось отстоять, а Слава
Стецько была отстранена от участия в Слушании. Но сам факт борьбы еврея Шифрина
за право представителя порабощенной Украины рассказать о советских преступлениях
против украинского народа, не остался незамеченным.
Следующей весной мы с
Авраамом приехали в Америку с необычным проектом: создать в районе Вашингтона
копию советского концлагеря и учебный центр на ее базе. В комитет, созданный
нами для осуществления этого проекта, вошли представители почти всех советских
национальных республик и стран соцлагеря, Кубы, Китая, а также множества
американских правозащитных организаций - правых, левых, белых, черных, желтых и
проч. Были там, конечно, и украинцы.
По разным причинам, нам удалось
осуществить лишь небольшую часть своего замысла: была создана копия советского
“воронка” для перевозки заключенных. Для этой цели купили старый, хорошо
провонявший минибус, вроде тех, что развозили в Союзе хлеб и молоко. Внутри
построили скамьи и решетки для отделения зэков от конвоя, а снаружи на темных
бортах машины написали по-русски “Мясо” (именно так советские власти перевозили
зэков по улицам городов, не привлекая излишнего внимания). Для “обслуживания” мы
нарядили в советскую военную форму двух белобрысых, вполне рязанской внешности
американцев - активистов антикоммунистических организаций.
Выставленный
летом 1976 г. в Нью-Йорке возле здания Демократической конвенции (первым
“пассажиром” здесь пожелал стать ныне покойный сенатор П. Мойнихен, который по
дороге чуть не потерял сознание), а затем и в Вашингтоне возле Сената, наш
“воронок” и короткая поездка в нем производили на американских политиков и
журналистов неизгладимое впечатление, о котором они рассказывали в газетных
публикациях, вызывая страшный гнев и возмущение советских представителей. Нашими
помощниками в этом проекте были и нью-йоркские украинцы.
Тем же летом в
Нью-Йорке вышел украинский перевод книги Авраама “Четвертое измерение” - его
лагерные воспоминания, в которых, среди прочего, описана дружба евреев,
украинцев и представителей других народов и их совместная борьба против
произвола КГБ.
“Раскрутка”
началась
Все эти разрозненные события, казалось бы, не имеющие к
делу Демьянюка никакого отношения, возможно, и побудили советскую пропаганду
натравить евреев на украинцев.
Советскую заинтересованность в заговоре
против Демьянюка отмечают и бывший сотрудник комиссии Конгресса по безопасности
и специалист по советским спецслужбам Герберт Ромерштейн в своей статье
“Советская роль в деле Демьянюка” (Humsn Events, 4/4/92), и адвокат Йорам
Шефтель, представлявший Демьянюка на процессе в Израиле, в своей книге об этом
“деле”.
Во всяком случае, именно в 1976 году в нью-йоркской украинской
коммунистической газете “The Ukrainian Daily News” была напечатана фотография
документа, ставшего известным впоследствии как “документ Травники”. Это была
копия удостоверения из тренировочного нацистского лагеря Травники в Польше, где
перешедшие на сторону немцев советские военнопленные проходили обучение перед
мобилизацией во вспомогательные войска СС. Фотографию сопровождала статья, в
которой говорилось, что бывший владелец этого удостоверения Иван Демьянюк
является нацистским военным преступником и проживает в США.
Эта
публикация и послужила основанием для обвинения Ивана Демьянюка, человека
совершенно ничем не примечательного, жившего в Кливленде (штат Огайо) и
работавшего механиком на автомобильном заводе Форда, вначале в том, что он был
охранником в одном из нацистских лагерей, а затем даже и в том, что он “Иван
Грозный” - палач из Треблинки.
Редактор упомянутой украинской газеты,
некто Михаил Ганусяк, успешно совмещал с издательской деятельностью работу на
советские “органы”, проводя в своей газете советскую политическую линию. В своих
публикациях и в изданной все в том же 1976 г. книге “Lest We Forget” он отмечал
тревожные признаки крепнущего сотрудничества евреев, украинцев и других
порабощенных народов в борьбе против СССР. Нет ничего удивительного в том, что
именно этот агент Москвы предоставил страницы своей газеты для провокации,
превратившейся - при помощи американских интересантов, а впоследствии и
израильских властей - в откровенный заговор.
Опознание
Разумеется, Демьянюк был
далеко не первым украинцем, на которого советские “коллеги” указали американцам
как на пособника нацистов. Однако в случаях, когда у них имелись серьезные
доказательства, советские требовали выдачи подозреваемых для суда в СССР, где их
быстро приговаривали к лагерным срокам или казнили. В данном же случае очень
быстро проявилась советская заинтересованность в том, чтобы Демьянюк был выдан в
Израиль и судим евреями. И, опять же, нет ничего удивительного в том, что помощь
в реализации этой идеи они получили от своего идеологического соратника в
Израиле - Шимона Переса. Но об этом ниже.
Вначале за расследование
Демьянюка взялись американские органы правосудия, которые запросили у советской
стороны копию “документа Травники”, а тем временем направили в Израиль
фотографии Федоренко (другого подозреваемого украинца) и Демьянюка для опознания
выжившими узниками лагерей Треблинка и Собибор. Поначалу предполагалось, что
кто-то опознает Федоренко как охранника из Треблинки, а Демьянюка - как
охранника из Собибора.
В нарушение элементарных правил процедуры
фото-опознания, израильские следователи создали коллаж фотографий, в котором
фотографии обоих подозреваемых были не только крупнее и яснее остальных, но и
помещены таким образом, что сразу обращали на себя внимание. Тем не менее, ни
один из десяти живших в Израиле бывших узников Собибора не указал ни одного из
двоих как знакомого им по Собибору. Таким образом, советская инсинуация в
отношении службы Демьянюка в Собиборе отпала на этой ранней стадии
расследования.
Однако вдруг произошло событие, которого не ожидал никто,
даже советские авторы всего замысла. Первый же из бывших узников Треблинки,
которым был предложен тот же коллаж, немедленно обратил внимание на две крупные
фотографии и неожиданно указал на снимок Демьянюка, сказав, что это Иван,
оператор газовых камер в Треблинке. С этого момента направление следствия круто
изменилось, и израильские следователи начали искать доказательства того, что
Демьянюк - это палач из Треблинки, прозванный “Иваном Грозным” за жестокость и
садизм и лично принимавший участие в уничтожении около 900 тысяч
евреев.
Интересанты в
Америке…
В 1979 г. при министерстве юстиции США был создан Офис по
Специальным Расследованиям (OSI), для розыска, судебного преследования и
изгнания из США незаконно проникнувших в страну нацистских преступников.
[3]
В 1977 г. отдел министерства юстиции, впоследствии преобразованный в
OSI, подал в Федеральный суд США в Кливленде иск об аннуляции гражданства
Демьянюка на основании утверждений, что он - “Иван Грозный” из Треблинки. Однако
уже к 12 августа 1978 г. у OSI появились неопровержимые доказательства лживости
этих утверждений. Доказательства эти были получены из Советского Союза в рамках
параллельного расследования дела Федоренко. Из многочисленных имевшихся в деле
Федоренко показаний следовало, что оператор газовых камер в Треблинке по кличке
“Иван Грозный” имел фамилию Марченко. Среди полученных документов были подробные
описания внешности двух охранников, которые отвечали за функционирование газовых
камер в Треблинке - Николая Шелаева и Ивана Марченко - и их фотографии, и близко
не похожие на фото Демьянюка. Получив эти документы, прокуроры из OSI скрыли их
от адвокатов Демьянюка и впоследствии от суда.
Скрыли они и результаты
неудачной для OSI процедуры опознания фотографии Демьянюка бывшим сержантом СС
Отто Хорном, одним из самых страшных садистов и убийц из Треблинки. Как стало
известно годы спустя, OSI придавал большое значение его показаниям. Поэтому 14
ноября 1979 г. следственная группа из OSI прибыла в Западный Берлин, где жил
тогда этот нацистский преступник, в надежде получить от него подтверждение, что
Демьянюк - это “Иван Грозный”. Однако, к их большому разочарованию, Хорн не
только не узнал в Демьянюке “Ивна Грозного”, но и сказал, что этого человека
вообще не было среди охранников в Треблинке, да и ни в каком другом лагере он не
встречал Демьянюка за время своей службы в СС.
Результаты этого
неудавшегося опознания были запротоколированы одним из троих следователей,
Джорджем Гарантом, и отправлены в штаб-квартиру OSI в Вашингтоне. Но там решили
этому документу хода не давать, а, наоборот, спрятать его подальше и, уж
конечно, не давать его адвокатам Демьянюка. Поэтому, когда в 1981 г. OSI привез
Отто Хорна в США, где он дал “правильные” показания на процессе по
денатурализации Демьянюка в Кливленде, адвокаты обвиняемого не знали о том, что
ранее этот свидетель дал прямо противоположные показания.
Обнародование
всех этих документов, естественно, завело бы дело против Демьянюка в тупик, и
OSI был бы вынужден отозвать свой иск из суда. Это было бы второе дело,
проваленное OSI, и этого руководители нового отдела с широкими полномочиями и
обширным бюджетом допустить не могли, так как период испытательного срока
подходил к концу, а его сотрудникам не удалось довести до положительного конца
еще ни одного дела. (К этому времени OSI проиграл в суде Флориды иск против
Федоренко и подал апелляцию. Но, не имея достаточных доказательств, следователи
OSI боялись проиграть и ее. Поэтому они просто подослали к нему “доброхотов” и
уговорили этого не слишком умного человека не тратить скопленные за годы работы
деньги на адвокатов, а просто обменять их на рубли и уехать на Украину, где
оставалась его семья, и дожить там спокойно и безбедно до старости. Поверив
“доброхотам”, Федоренко обменял свои доллары на рубли по выгодному американскому
курсу и уехал на Украину, где он уже бывал несколько раз с визитами и не имел
никаких проблем с властями. Но в этот раз на советской границе его уже ждали: он
был арестован и через несколько недель расстрелян. Так OSI “выиграло” свою
первую апелляцию).
В интервью алабамской газете Huntsville Times
30октября 1991 г. Алан Райан, возглавлявший OSI в период раскручивания “дела
Демьянюка”, сказал: “Дело Демьянюка было одним из первых дел, которые мы
представили в суд, и это был в значительной степени наш экзамен. Если бы мы его
проиграли, это весьма укоротило бы время существования нашего отдела”. Вот так,
просто и откровенно: чтобы укрепить свое положение и оправдать свои зарплаты,
сотрудники отдела решили, что за это не жалко заплатить жизнью ни о чем не
подозревающего человека.
Однако не одни лишь сотрудники OSI были
заинтересованы в сокрытии доказательств невиновности Демьянюка и в его
осуждении. 25 августа 1978 г. Конгрессмен Джошуа Эйлберг, тогда бывший
председателем подкомиссии Конгресса по иммиграции, направил письмо Грифину
Беллу, генеральному прокурору США:
“До меня дошли сведения, что вышли на поверхность недостатки в подготовке дела “США против Демьянюка”, касающегося процедуры денатурализации предполагаемого нацистского преступника, проживающего в Кливленде, Огайо. Хочу выразить свою сильную озабоченность по поводу неадекватной работы обвинения в этом деле. Повторение недавнего отрицательного решения по делу Федоренко (то есть его оправдания в суде - Э.Ш.) во Флориде может свести к нулю и поставить под угрозу продолжительные и настойчивые усилия этой подкомиссии по избавлению страны от этого нежелательного элемента. Создание специального юридического отдела, OSI, в рамках юридического ведомства было нацелено на привнесение экспертных знаний и организованности в этот процесс. Этому отделу следует полностью доверить ведение этих дел. Я полностью поддерживаю передачу руководства ведением дела Демьянюка в руки OSI. Мы не можем позволить себе риск провала еще одного решения”.
Таким образом, на
стороне сокрытия свидетельств с целью добиться признания виновности Демьянюка
было много интересантов.
Никому из них и в голову не могло тогда придти,
что несколько лет спустя рухнет “железный занавес”, и защита Демьянюка добудет в
советских архивах те самые документы, которые OSI скрыл от американского, а
затем и от израильского суда и, конечно, от адвокатов обвиняемого.
17
ноября 1993 г., уже после вынесения оправдательного приговора по апелляции
Демьянюка в Верховном суде Израиля, американский Федеральный апелляционный суд
6-го округа штата Огайо определил как “намеренный обман суда” поведение
адвокатов OSI в 1978 г. и в последующие годы.
Федеральный суд признал,
что “адвокаты OSI действовали с бездумным пренебрежением своими обязанностями
перед судом, когда они не раскрыли перед судом не менее трех серий бывших в их
распоряжении документов еще до того, как дело Демьянюка достигло стадии
судебного разбирательства”.
В решении суда сказано: “Поэтому мы считаем,
что адвокаты OSI действовали с легкомысленным пренебрежением истиной и
обязанностями правительства не делать никаких шагов, которые могли бы помешать
обвиняемому представить свое дело целиком и честно. Относительно обстоятельств
этого дела был совершен обман суда”.
В связи с этим суд постановил:
“в результате этого и по вышеуказанным причинам аннулировать решение областного суда об экстрадиции на том основании, что решение было добыто нечестным путем в результате неподобающего поведения прокуратуры, представлявшего собой обман суда”.
Но до этого прошло 15 лет, семь из которых Демьянюк провел в
израильской тюрьме, свыше четырех из них - в ожидании смертной казни. И на
протяжении всех этих лет адвокаты OSI держали в секрете неопровержимые
доказательства того, что за преступления “Ивана Грозного” был приговорен к
повешению другой человек. Более того, когда иерусалимский областной суд
приговорил Демьянюка к смерти, OSI поздравил израильскую прокуратуру с
“успехом”. Один из сотрудников OSI, Джордж Паркер, ушел в отставку, протестуя
против сокрытия от суда фактов, опровергавших вину Демьянюка, однако и он молчал
на протяжении всех 15 лет.
Встать:
суд идет
В 1981 г. Федеральный суд в Кливленде, Огайо, аннулировал
американское гражданство Демьянюка, а в 1983 г. государство Израиль подало
официальную просьбу о выдаче его для суда по обвинению в убийстве на том
основании, что американский суд признал его “Иваном Грозным”. 26 февраля 1986 г.
Иван Демьянюк был экстрадирован в Израиль.
16 февраля 1987 г. в столичном
Дворце конгрессов “Биньяней Аума” специальная коллегия иерусалимского областного
суда в составе судей Далии Дорнер, Егошуа Таля и под председательством члена
Верховного суда Дова Левина приступила к слушанию уголовного дела 373/86 в
соответствии с Законом от 1950 г. о наказании нацистов и их пособников.
Государство представляли: Государственный Прокурор Йона Блатман, адвокаты
Михаэль Шакед, Михаэль Горовиц и Денис Гольдман (во главе прокурорской группы в
составе 27 человек). Защиту на этом этапе вели американский адвокат Марк О’Kонор
и израильский адвокат Йорам Шефтель. (Позднее, по окончании представления
доказательств прокуратуры, семья Демьянюка отстранила О’Kонора и передала дело
защиты полностью в руки Шефтеля, в помощь которому был еще ранее приглашен
американский адвокат Джон Гиль).
После года подготовки к показательному
процессу, в течение которого журналисты не делали ни малейших попыток соблюсти
принцип суб юдице и - при молчаливом попустительстве суда - вынесли Демьянюку
смертный приговор задолго до начала судебного разбирательства, атмосфера в
стране была накалена до предела. И если до начала суда у кого-то могли быть
сомнения в том, что в результате судебной процедуры Демьянюк будет приговорен к
повешению, то они улетучились, как только обвиняемому было предъявлено обвинение
в геноциде. Поскольку это прямо противоречило условиям экстрадиции (Демьянюк был
запрошен для суда по обвинению в убийстве), стало понятно, что суд не намерен
особенно церемониться по поводу юридических тонкостей: в Израиле знали, что по
вышеописанным причинам американцы (OSI) не станут заявлять
протест.
Сотрудничество между двумя прокуратурами в намеренной подтасовке
фактов с целью добиться осуждения обвиняемого подтвердилось впоследствии, когда
по требованию конгрессмена Джеймса Трафиканта было рассекречено досье по этому
делу. Среди много другого стало известно, что через несколько недель после
выдачи Демьянюка в Израиль, в OSI обсуждали ответ на иск его зятя Эда Нижника с
требованием, на основании Акта о свободе информации, выдать ему всю папку с
делом Демьянюка. По этому поводу Брюс Эйнхорн, главный прокурор OSI по делу
Демьянюка, написал одному из адвокатов отдела, Мартину Заксу:
“В подтверждение нашей беседы на тему о том, каковы могут быть последствия, если мы согласимся выдать наше досье по делу Демьянюка на основании исков по Акту о свободе информации. Я знаком с фактами дела Демьянюка, потому что был главным обвинителем по этому делу. Мне известен и тот факт, что мы на данном этапе оказываем юридическую помощь государству Израиль в расследовании и привлечении к суду Демьянюка, выданного для суда в минувшем феврале. Я могу заявить однозначно, что мы будем категорически протестовать против раскрытия нашего досье по следующим причинам: забота об убедительности доказательств израильской прокуратуры. Рассекречивание наших материалов, скорее всего, раскроет и подорвет стратегию израильской прокуратуры”.(Курсив в цитате мой-Э.Ш.)
Таким
образом, израильская прокуратура начала строить дело на основе заведомо
фальшивых доказательств, подсунутых двумя “доверенными источниками”: США и
СССР.
Цель оправдывает
средства
Двумя “столпами” обвинения были:
1. результаты опознания
бывшими узниками и
2. “документ Травники”.
Как уже говорилось, процедура
опознания состояла из двух этапов: опознание фотографии подозреваемого среди
множества других фотографий в присутствии следователей, а затем личное опознание
в суде. Понятно, что их результаты должны совпадать, а если они противоречат
друг другу, то свидетельство отвергается как несостоятельное. Аналогичным
образом отвергается свидетельство очевидца, если он не сумел правильно
идентифицировать другие, уже известные и проверенные компоненты. В случае
Демьянюка эти правила были отброшены.
Первый же свидетель, бывший узник
лагеря Треблинка Пинхас Эпштейн, когда ему был предложен коллаж из 8 фотографий,
включая взятую с “документа Травники”, определил одну из фотографий как Николая
Шелаева, напарника “Ивана Грозного” по управлению газовыми камерами, а
фотографию с “документа Травники” и вовсе проигнорировал. И защита, и обвинение
согласились, что это показание Эпштейна было ошибочным - указанное им лицо
принадлежало другому убийце из Треблинки, немцу по фамилии Шмидт. Несмотря на
это, суд полностью принял его показания, когда он в суде определил Демьянюка как
“Ивана Грозного”.
Второй свидетель, Элиягу Розенберг, еще в 1947 г., при
первом же интервью документалисту Катастрофы Тувье Фридману, сказал, что “Иван
Грозный” был убит заключенными во время лагерного восстания в Треблинке 2
августа 1943 г., причем он сам, Элиягу Розенберг, при этом лично присутствовал и
видел, как один из заключенных размозжил ему голову лопатой. Затем, когда в 1976
г. Розенбергу была показана фотография Демьянюка, снятая в 1951 г., он не был
уверен, что это “Иван Грозный”, но в 1981 г., когда он давал показания на суде
Демьянюка в Кливленде, он уже был совершенно в этом уверен. Когда в 1978 г.
Розенбергу показали те же самые фотографии среди других, он вообще не узнал
Демьянюка. Это подтвердил и полицейский, проводивший процедуру опознания в 1978
г., Мартин Колар. Понятно, что, в соответствии с критериями израильского же
Верховного суда, все эти показания были слишком противоречивы и не
соответствовали одно другому, чтобы на их основании делать категорический вывод.
Тем не менее, суд проигнорировал все эти несоответствия, и именно показаниям
Розенберга в тексте приговора придано наибольшее значение.
Третьим из
выступавших со свидетельскими показаниями бывших узников был Йосеф Чарный. В
1978 г. он давал показания в США по делу Федоренко и был определен американским
судьей как “самый ненадежный из всех свидетелей”, поэтому на суд по делу о
денатурализации Демьянюка его даже и не пригласили. Это, однако, не помешало
израильской прокуратуре пригласить его для опознания обвиняемого, хотя в 1976
г., когда Чарному был предложен коллаж фотографий в контексте опознания
Федоренко, он не указал фотографию Демьянюка не только как “Ивана Грозного”, но
даже вообще как человека, которого он когда-либо видел в Треблинке или где-то
еще.
Еще один выживший узник Треблинки, Густав Бурокас, выступавший с
показаниями на суде против Федоренко в 1978 г., ко времени суда на Демьянюком
был уже совершенно сенильным. Давая показания, он вначале никак не мог
вспомнить, почему он ехал в 1978 г. во Флориду из Хайфы поездом, потом
“вспомнил”, что он летел туда самолетом, но из Катовиц в Польше, где он якобы
тогда жил, хотя на самом деле, начиная с 1948 г., он безвыездно жил в
Израиле.
Не более убедительным выглядело и опознание Демьянюка четвертым
свидетелем-узником, жившим с 1950 г. в Уругвае Ехиэлем Райхманом. Его
предварительный допрос с опознанием фотографий проводился в Америке
следователями OSI за семь лет до процесса. Протокол опознания был составлен
следователями OSI по памяти семь лет спустя, поэтому указанные в нем “факты”
противоречили “фактам”, которые помнил Райхман. Так, в протоколе говорилось, что
Райхман опознал в Демьянюке “Ивана Грозного” мгновенно, а сам Райхман утверждал
на суде, что он на протяжении трех часов изучал все предложенные ему фотографии,
прежде чем дал ответ следователям. В протоколе также было сказано, что допрос
велся на английском, и переводчика свидетелю не потребовалось, в то время как
сам Райхман показал, что не знает ни слова по-английски и давал показания на
идиш. Мало того, в протоколе было черным по белому написано, что Райхман не
опознал фотографию на “документе Травники” как фотографию “Ивана
Грозного”.
Показания всех израильских и американских следователей,
допрошенных в суде, доказывали, что процедура опознания фотографий проводилась
неизменно с нарушением процессуальных норм. Даже американский суд признал, что
проводившиеся в Израиле опознания фотографий были недопустимо наводящими и
подталкивающими к желательному для обвинения ответу, и отверг их как не имеющие
доказательной ценности. Это касалось, в первую очередь, главы израильской
следственной группы по делу Демьянюка Алекса Иш-Шалома, который, не зная, как
еще оправдать проведенную им и явно противоречащую профессиональной этике
процедуру фото-опознания, попытался даже свалить ответственность на прокуратуру,
сказав, что прокуратура запретила ему - из “тактических соображений” - провести
процедуру должным образом.
И Алекс Иш-Шалом, и 82-летняя Мария Радивкер,
которая за 11 лет до того проводила процедуры фото-опознания и писала протоколы,
признали, что фотографии Федоренко и Демьянюка были вдвое крупнее всех остальных
фотографий, взятых для коллажа, и значительно лучше качеством. Они также
признали, что снимок Демьянюка был единственным с круглым полным лицом и большой
лысиной и сразу бросался в глаза.
Выяснилось также, что многие протоколы
опознаний исправлялись и дописывались десять лет спустя после процедуры.
Радивкер признала и тот факт, что многие бывшие узники при первом опознании не
указали на фотографию Демьянюка как на “Ивана Грозного”, но этому факту не было
придано никакого значения. Именно на этих “опознаниях” покоилась вся тяжесть
обвинения, когда Израиль запросил Америку о выдаче Демьянюка для суда как “Ивана
Грозного” из Треблинки.
* *
*
Вторым доказательством считался “документ Травники”. Как уже было
сказано, это было удостоверение, которое выдавалось присланным в тренировочный
лагерь Травники советским военнопленным, вызвавшимся служить в качестве
вспомогательных сил СС в гетто и лагерях смерти. Существовали серьезные
подозрения в том, что документ был советской фальшивкой, изготовленной в КГБ с
целью провокации. Но независимо от того, был ли присланный советскими
“коллегами” документ подлинным, то есть, принадлежал ли он в действительности
Демьянюку, он ни в коей мере не доказывал, что Демьянюк служил в
Треблинке.
Тем не менее, для обвинения было очень важно доказать
подлинность “документа Травники”, так как это могло бы разрушить алиби
обвиняемого и укрепить доверие к “опознавшим” его бывшим узникам Треблинки. Если
бы удостоверение тренировочного лагеря СС было действительно выдано обвиняемому,
то это означало бы, что свидетели не просто выбрали среди фотографий случайное
лицо, а узнали, пусть и не совсем точно опознав, одного из лагерных
надсмотрщиков.
Однако документ в то же время и подрывал показания
свидетелей, утверждавших, что Демьянюк был “Иваном Грозным”, так как все они
утверждали, что видели его непрерывно в Треблинке на протяжении всего периода с
июля 1942 г. и вплоть до восстания заключенных 2 августа 1943 г. В то время как
послужной список владельца “документа Травники” утверждает, что 22 сентября 1942
г. он был переведен на эсэсовскую ферму Уксау, а 27 марта 1943 г. был направлен
в лагерь смерти Собибор на неуказанный срок. Понятно, что если верны опознания
выживших узников, и Демьянюк действительно был “Иваном Грозным”, то он не мог
быть одновременно и владельцем “документа Травники”, так как он не мог
одновременно находиться в двух разных местах. Таким образом, даже если этот
документ не был фальшивкой, он не мог принадлежать “Ивану Грозному”.
Это
подтвердил и допрошенный в Германии выездной сессией суда 18 мая 1987 г. Гельмут
Леонард, отставной сержант немецкой полиции и бывший эсэсовский чиновник,
который был ответственным за картотеку в лагере Травники в 1942-44
гг.
Майкл Горовиц, представлявший израильскую прокуратуру на этом
допросе, надеялся, что Леонард подтвердит подлинность “документа Травники” и,
тем самым, подкрепит показания бывших узников. Вместо этого Леонард заявил прямо
противоположное: “Документ из Травников должен содержать отметку о направлении в
эсэсовский лагерь Треблинка, если его владелец действительно там был хотя бы на
протяжении двух-трех недель. Я бы лично сделал соответствующее исправление в
карточке в таком случае”. Затем он добавил: “Каждое удостоверение имеет на себе
дату его выдачи. Служебное удостоверение (а именно так определялся “документ
Травники”) без даты выдачи - это не более чем грубая подделка”.
Более
того, педантичный немец добавил еще одну деталь, исключающую возможность того,
что этот документ был подлинным, при этом принадлежал Демьянюку и этот Демьянюк
служил в Треблинке. Он сказал: “Вахман, задержанный в Треблинке с этим
документом, был бы арестован, так как Треблинка находилась вне района,
определенного в этом удостоверении как разрешенный для его владельца. Из этого
документа следует, что его владелец мог быть скорее в Собиборе или Уксау.
Владелец этого документа (даже если бы он был подлинным) подлежал бы аресту по
этой причине, если бы был обнаружен в любой деревне вблизи
Треблинки”.
Ввиду того, что показания Леонарда полностью противоречили
линии обвинения, прокуратура отказалась от приглашения другого бывшего СС-овца
из лагеря Травники, Генриха Шафера, опасаясь, что его показания еще более
испортят картину, которую прокуратура пыталась нарисовать.
Обвинение
доказывало подлинность документа тем, что подписи начальника лагеря и еще одного
немецкого служащего не были подделаны. Но это ни в коей мере не доказывало, что
стоявшая на документе подпись “Демьянюк” принадлежала обвиняемому. Даже
израильский эксперт Амнон Бецалели не смог сказать больше, чем “возможно,
подпись владельца документа принадлежит обвиняемому”.
Было известно, и
этого не отрицал приглашенный обвинением эксперт-историк профессор Шефлер, что в
июле 1944 г. советские войска захватили лагерь Травники настолько быстро, что
немцы не успели сжечь архивы. В советские руки попали не только все документы,
но и канцелярские запасы, включая формы документов, ручки, чернила, печати и
т.д. Поэтому легко было предположить, что там были и заранее подписанные местным
начальством формы удостоверений, и КГБ мог в любой момент по мере надобности
внести в документ недостающие данные, в том числе и поддельную подпись человека,
против которого затевалась вся провокация.
Не менее важным фактом были и
два прокола на фотографии, явно оставленные скрепкой, хотя на бумаге документа
под фотографией таких проколов не было.
Но самым главным была
неприемлемость самого “документа Травники” как подлинного исторического
документа даже с точки зрения критериев Верховного суда Израиля, которые
требовали неопровержимых данных относительно того, где и кем претендующий на
историчность документ был обнаружен, и где он до этого хранился или кому
передавался. Всего этого не было в отношении “документа Травники”, который
привез в Израиль советский агент-миллионер Арманд Хаммер в сотрудничестве с
тогдашним премьер-министром Шимоном Пересом. Вместо этого президент судейской
панели Дов Левин, в нарушение всех критериев Верховного суда, членом которого он
являлся, заявил: “Восточный ветер пронесся по стране и принес этот документ в
комнату Иш-Шалома (старшего следователя израильской полиции, который расследовал
обвинения против Демьянюка-Э.Ш.). Имя этого ветра с востока - Хаммер”. И хотя
сам Хаммер даже не был приглашен в суд, чтобы ответить на вопрос, как и почему
он получил в руки этот документ (за которым он специально летал на своем
самолете в Москву), суд - в нарушение законной процедуры - принял “документ
Травники” в качестве “исторического документа”.
Ни один представленный
прокуратурой эксперт не смог однозначно доказать, что подпись на документе и
фотография принадлежали обвиняемому.
Эксперт защиты
Наблюдая все это по
телевизору и не имея возможности даже взглянуть на оригинальный документ,
Авраам, с его опытом советского следователя-криминалиста, испытывал чувство
большой неловкости. В тот период мы, так же, как и большинство людей в стране,
еще не подвергали сомнению сам факт, что перед судом стоит “Иван Грозный”.
Однако слабость и явная несостоятельность доказательств, которые представляла
суду прокуратура, вызывали все большую неловкость и чувство
тревоги.
Наконец, 8 мая 1987 г. было объявлено выступление
эксперта-историка. Целью этого выступления было показать исторический фон, на
котором рос и воспитывался будущий “Иван Грозный”, а также доказать, что
Демьянюк скрыл в 1948 г. истинные факты своей биографии военного времени ради
того, чтобы спрятаться от возмездия как “Иван Грозный”, а вовсе не для того,
чтобы избежать насильственной высылки в СССР. С этой целью обвинение пригласило
профессора тель-авивского университета Матитьягу Майзеля, который
специализировался в области советской истории. К тому времени мы уже хорошо
знали, до какой степени западная и, в частности, израильская историография
находится под советским влиянием, без всякой критики принимая советскую версию
всех исторических событий. Поэтому мы насторожились и начали слушать с удвоенным
вниманием.
Для начала профессор исказил даты, касающиеся истории
власовской армии (РОА), утверждая, что она была создана лишь в ноябре 1944 г., а
ее украинская дивизия - в январе 1945 г. Это не соответствует действительности,
и это полностью опроверг приглашенный позднее защитой британский специалист по
истории РОА и по вопросу насильственной “репатриации” из стран Европы миллионов
бывших советских граждан, граф Николай Толстой. Но этим профессор Майзель не
ограничился, обогатив свое выступление рассказом о том, что голод периода
“коллективизации” на Украине в 20-30-е годы, унесший миллионы (по разным данным
от 6 до 8 миллионов) жизней украинских крестьян, был организован самими
украинскими крестьянами, которые “по антисоветским соображениям жгли урожаи и
резали скот”.
Далее он поведал суду о катынском преступлении - расстреле
в лесу вблизи белорусской деревни Катынь сотен польских офицеров - цвета
польской аристократии - в начале Второй мировой войны, сообщив, что это
преступление было совершено немцами. На самом деле - и это было к тому времени
уже широко известно на Западе - это преступление было совершено советскими
властями после предвоенного раздела Польши по пакту Молотова-Рибентропа. Видимо,
профессор спутал Катынь с белорусской деревней Хатынь, которую немцы сожгли,
мстя за партизан. Катынь, где расстреливали поляков, находится не в Белоруссии,
а возле Смоленска. Именно там весной 1940 г., НКВД расстрелял по приказу Сталина
около 4500 (еще тысячи были расстреляны в других местах). Расстрелянные в своих
военных мундирах поляки были на скорую руку захоронены в том же лесу. (Случайные
свидетели, одному из которых, мальчику-пастушку, было в то время 14 лет,
досиживали всю оставшуюся жизнь в полной изоляции в тюрьме Владимира, о чем нам
стало случайно известно в 1977 г. в рамках расследования судьбы Рауля
Валленберга). Немцы, захватив эту территорию, обнаружили братские могилы,
раскопали их, найдя при этом и неопровержимые документальные доказательства
того, что расстрел произведен советскими военнослужащими, и, конечно, не
упустили возможности использовать это советское преступление в своих
пропагандистских целях. Были приглашены западные корреспонденты и фотографы,
устроена пресс-конференция и т.д. Однако советские власти полностью отрицали
факт своей причастности, заявив, что немцы сами расстреляли поляков, а потом
сами же и раскопали их для показа журналистам. После войны - вплоть до 1990 г. -
советские историки продолжали настаивать на том, что Катынь - это преступление
немцев. И вот теперь эту ложь беззастенчиво повторял израильский историк.
Повторял совершенно без нужды, просто для нагнетания страстей, потому что эта
ложь никак не могла ни доказать ни опровергнуть аутентичность “документа
Травники” или был ли Демьянюк “Иваном Грозным”.
Это насквозь лживое
“экспертное свидетельство” могло приписать немцам преступление Сталина против
поляков, но причем здесь Треблинка, “Иван Грозный” и его преступления против
еврейского народа, за которые хотели казнить Демьянюка? Выступление этого
эксперта более чем что-либо показало нам, что у прокуратуры нет достаточных
доказательств виновности Демьянюка. Независимо от того, в чем виновен этот
человек, доказательства его виновности не могут базироваться на такого рода
“экспертных показаниях”. Не может еврейское государство казнить человека за
преступления перед еврейским народом на основании доказательств столь
сомнительного свойства. Ложь, допущенная в израильском суде, должна быть
опровергнута, иначе это бросит тень на израильское правосудие и государство
Израиль в целом.
Таково было наше настроение, когда в середине июня у нас
в доме раздался телефонный звонок, и я сняла трубку. Авраам был в саду,
беспроводного телефона у нас тогда еще не было, и, чтобы не заставлять его зря
утруждать его единственную ногу, я спросила звонившего человека, кто он и по
какому вопросу он хочет говорить с Авраамом Шифриным. Он назвался д-ром Юлием
Нудельманом и сказал, что звонит по поручению адвокатов Демьянюка спросить, не
согласится ли Авраам выступить на процессе в качестве эксперта по истории
создания фальшивок КГБ и их использования в западных странах. Имя Нудельмана
меня резануло: не будучи с ним лично знакома, я знала, что Авраам уже давно
исключил этого человека из числа своих знакомых и считал, что ему нельзя
подавать руку. Тем не менее, ни минуты не задумываясь, я ответила: “Разумеется,
да. Однако с Вами Авраам разговаривать не станет. Пускай адвокаты Демьянюка
позвонят ему сами”. После этого я пошла в сад и пересказала Аврааму содержание
разговора. Он полностью одобрил мой ответ.
Несколько часов спустя
позвонил адвокат Йорам Шефтель, и Авраам подтвердил свою готовность выступить на
процессе, подчеркнув при этом, что он не намерен касаться ни личности
обвиняемого, о котором он ничего не знает, ни документа, на котором строится
обвинение. Он будет говорить о том, что ему доподлинно известно из его
собственного опыта работы криминалиста в СССР, а также на основании знаний,
приобретенных в процессе многолетнего изучения советской пенитенциарной системы
и системы КГБ. На эти темы Авраам к тому времени уже опубликовал немало
исследований, проведенных в рамках созданного им Центра Исследований тюрем,
психтюрем и концлагерей СССР, и выступал с показаниями в американском
Сенате.
Шефтель с таким подходом согласился. Вскоре он приехал к нам и,
сидя на балконе под развесистой сосной, накрывавшей дом, они начали готовить
выступление Авраама на процессе. Шефтель честно предупредил Авраама, что в
результате его выступления на стороне защиты его ждет волна нападок и потоки
ненависти со стороны прессы. Однако Авраама это не испугало: он будет говорить
правду, и если вынесенный судом приговор будет основан на истинных
доказательствах, то правдивые показания лишь поднимут репутацию израильского
правосудия. Как же мы были наивны!
Как только стало известно, что после
объявленного судом перерыва свидетелем-экспертом на стороне защиты будет
выступать бывший Узник Сиона Авраам Шифрин, над нами буквально разверзлись хляби
небесные, и полился непрекращающийся поток ненависти. Даже наш пятилетний сын
приходил из садика с вопросами, почему “папа продался и защищает убийцу евреев”.
Телефон звонил беспрерывно, и друзья пытались отговорить Авраама от этой затеи,
а ненавистники брызгали слюной, не жалея проклятий. Звонили и журналисты,
желавшие взять интервью и получить объяснения его мотивов для решения “выступить
в защиту убийцы”. “А разве он уже осужден? - спрашивал Авраам, - я полагал, что
его виновность предстоит определить суду”, после чего они, злобно шипя,
прекращали разговор и писали об Аврааме всякий гадости.
26 октября 1987
г. Авраам занял свидетельскую трибуну. Перед ним возвышалась гора книг по
истории КГБ, сенатских слушаний и прочих материалов. Все копии страниц, на
которые он намерен был ссылаться, были заранее переданы прокурору Мике Шакеду.
Шакед начал с того, что попытался отвести Авраама как свидетеля-эксперта на том
основании, что он “просто злобный антисоветчик”. Шефтель парировал, что о
выступлении Шифрина прокуратуре было сообщено за два месяца до его выступления,
и она все это время не возражала. После долгих препирательств Авраам был все же
допущен к даче показаний.
Отвечая на вопросы Шефтеля, он рассказал очень
много об истории фальшивок, которые КГБ засылал на Запад с различными
провокационными целями, приведя примеры того, как подброшенные тем или иным
деятелям поддельные письма и документы вызывали политические и дипломатические
конфликты между странами Запада. Рассказал он и об источниках своих знаний,
сославшись, среди прочего, на сведения, полученные от давнего советского
перебежчика Николая Хохлова. Последний до 1954 г. был высокопоставленным
сотрудником отдела убийств в КГБ, а теперь уже на протяжении многих лет совмещал
заведование кафедрой парапсихологии в Университете Сан-Бернардино в Калифорнии с
работой консультантом Белого дома по вопросам террора и КГБ.
Ответил
Авраам, конечно, и на вопросы о том, как проходила коллективизация на Украине, и
об истории катынского преступления и в заключение произнес буквально пророческую
фразу: “Сегодня израильский суд примет советскую версию катынских событий, а
пройдет несколько лет, и советские власти, стремясь отмыться от преступлений
своих предшественников, объявят, что выяснили правду. Как будет после этого
выглядеть израильское правосудие?” Именно это и произошло менее двух лет спустя,
когда начавший перестройку Горбачев признал, что расстрел польских офицеров в
Катыни был осуществлен по приказу советского политического
руководства.
По поводу факта фальсификации “документа Травники”, к тому
времени полностью доказанного британским профессором Грантом (которому еще
предстояло выступление в суде), Авраам сказал: “Сегодня вы приговорите человека
к смерти на основе советской подделки, засланной с целью провокации, а некоторое
время спустя советские власти объявят, что обнаружилась ошибка, виновные
наказаны, а израильтяне казнили невиновного человека. Ответят за это евреи
Украины, и там снова прольются реки еврейской крови”. В ответ на это судья Левин
разве что ногами не топал, но кричал не своим голосом: “Не сметь угрожать
израильскому суду!”
Когда начался контр-допрос, Шакед попытался
дискредитировать Авраама при помощи тех глупостей, которые писали израильские
журналисты в многочисленных статьях на основе взятых у Авраама интервью на темы
парапсихологии. Невежественные и полные апломба, они писали иногда полную
ахинею, ссылаясь при этом на Шифрина. Вот такие цитаты и надергал из их статей
прокурор, чтобы показать полную несостоятельность свидетеля. Авраам, однако, все
это отверг, заявив, что он не может нести ответственности за глупость и
невежество израильской прессы, и если в цитируемых статьях действительно все это
написано, то их авторов нужно отстранить от работы и запретить им писать.
Журналисты, конечно, в долгу не остались и в тот же день в своих репортажах из
зала суда облили Авраама ушатами помоев.
Не остались в стороне и бывшие
Узники Сиона, которых немало присутствовало на суде особенно в дни выступления
Авраама. Не понимая, зачем Авраам согласился выступать, и, считая, что неважно,
в чем на самом деле виновен “этот украинский гой”, его все равно следует
повесить, и не нужно мешать суду в вынесении соответствующего решения, они
охотно давали интервью прессе, придумывая порочившие Авраама небылицы, чтобы
подорвать доверие к его выступлению в целом. (Это, конечно, было для него самым
болезненным ударом, который, в конечном счете, привел к инфаркту).
Самый
большой прокол, стремясь подорвать доверие к свидетельству Авраама, прокурор
Шакед допустил просто по элементарной недобросовестности. В какой-то момент
допроса, он вдруг спросил: “Вот вы ссылались на книгу Хохлова и на недавние
телефонные разговоры с ним, в ходе которых он, якобы, сообщил вам какие-то
сведения о КГБ. Вы продолжаете утверждать, что это правда?”. “Разумеется”, -
удивленно ответил Авраам, не понимая, к чему клонит Шакед. Прокурор, между тем,
бросив торжествующий взгляд в сторону Шефтеля, словно говоря “Ну вот, сейчас я
твоего свидетеля прикончу!”, задал следующий вопрос: “И давно вы в последний раз
разговаривали с Хохловым?”
“Пару недель назад”, - неуверенно ответил
Авраам, не помня точной даты и все еще не понимая, к чему эти вопросы. “Ага!, -
торжествующе воскликнул Шакед, открыв какую-то брошюру. - А вот в сенатском
слушании на эту тему на странице (и он назвал страницу) сказано, что в 1956 г.
агенты КГБ во Франкфурте отравили Хохлова радиоактивным ядом, и он умер”. Тут
Авраам громко расхохотался, вызвав удивленные взгляды судей и зала, и весело
сказал: “А вы бы, господин прокурор, страничку перевернули. Там ведь дальше
сказано, что американцы вывезли отравленного Хохлова в США и там сумели его
спасти!”
Шакед машинально перевернул страницу и, потрясенный, сел. Больше
он вопросов Аврааму не задавал. На следующий день прошел слух, что у
Государственного Прокурора Йоны Блатмана случился сердечный приступ. Во всяком
случае, он долго после этого не появлялся в суде.
Выступавший после
Авраама Николай Толстой подтвердил и еще расширил показания Авраама, а после
этого на свидетельской трибуне появился маленький, сухой, как мумия, старичок.
Это был др. Юлиус Грант, 86 лет, крупнейший в мире авторитет в области
криминалистики. Грант закончил Лондонский университет по факультету химии в 1925
г. Он прославился еще студентом, участвуя в группе экспертов, установивших
аутентичность мумии фараона Тутанхамона. В последующие годы он изобрел различные
сорта безопасной бумаги для печатания денежных знаков, став попутно экспертом по
определению фальшивых денег. Изобрел бумагу, с которой нельзя убрать подпись, не
оставив следов. Разработал метод обнаружения отпечатков пальцев на бумаге и
метод использования ультрафиолетовых лучей в криминалистике. Грант написал 28
книг, многие из которых стали фундаментальными учебниками по криминологии, по
которым многие годы учились юристы. Он разработал метод определения
аутентичности подписи с применением комбинации анализа почерка с анализом
химической структуры чернил и бумаги или ткани. Это позволило ему разработать
метод определения даты создания анализируемого документа. Позже Грант доказал,
что сделавшие сенсацию на Западе дневники Гитлера и Муссолини - подделка. С 1947
г. он был единственным в истории почетным членом Американского общества
исследователей документов и единственным президентом Британского общества
судебной медицины, который был избран на этот пост, не будучи ни врачом, ни
юристом. Он же помог определить личность несостоявшегося убийцы архиепископа
Макариоса, президента Кипра. Грант за свою долгую профессиональную карьеру
выступал в качестве эксперта более чем на 1500 судебных
процессах.
Разобрав “документ Травники”, что называется, “по косточкам”,
Грант заявил, что у него нет сомнений в том, что это подделка, хотя бы на том
основании, что подпись не принадлежит обвиняемому, а фотография была переклеена
туда с другого документа. Он взялся определить, когда именно фотография была
переклеена, - для этого лишь нужно отделить ее от документа. “В этом нет нужды”,
сухо остановил его судья Левин.
Выступавший затем эксперт, профессор
голландского университета Лиден, Виллем Вагенаар, специалист по
экспериментальной психологии показал, почему фото-коллажи, по которым выжившие
узники опознали в Демьянюке “Ивана Грозного”, совершенно не профессиональны и
юридически неприемлемы.
Собственно, выступать по этой теме была
первоначально приглашена профессор Университета Сиэтл Элизабет Лофтус,
крупнейший авторитет по экспериментальной психологии и, особенно, по психологии
фото-опознания, написавшая книгу “Свидетельское опознание”. Однако профессор
Лофтус, еврейка, откровенно заявила адвокату Шефтелю, что, поскольку все ее
друзья и родственники верят, что Демьянюк - это “Иван Грозный”, она не может
пойти на скандал с ними и согласиться на выступление на стороне защиты. Она даже
опубликовала в журнале “Newsweek” (29 июня 1987 г.) статью с объяснениями,
почему она не может принять приглашение выступить на стороне защиты. Но понимая,
что обвинение, строящееся почти целиком на фото-опознании, не может быть
достаточными для осуждения человека, и из соображений профессиональной этики,
она порекомендовала своего коллегу, проф. Вагенаара.
Это лишнее
доказательство того, что еврейский мир заранее вынес Демьянюку обвинительный
приговор, и никакие факты и свидетельства его невиновности не могли поколебать
уверенность евреев во всем мире, что он и есть “Иван Грозный”.
25 апреля
1988 г. суд в Иерусалиме признал Ивана (Джона) Демьянюка виновным и приговорил
его к повешению.
Судья Левин самым беспардонным образом продемонстрировал
пренебрежение правосудием, когда, едва подписав смертный приговор и хорошо зная,
что предстоит слушание апелляции, отправился с лекциями в Америку, в ходе
которых он говорил: “На нас не производит никакого впечатления, когда человек
говорит - я невиновен. Невиновность должна быть доказана!” До сих пор одним из
основополагающих принципов юриспруденции считалось как раз обратное - именно
виновность должна быть доказана в суде.
Юридическая общественность
Израиля молча согласилась с юридически неприемлемым приговором, и нашлось лишь
два человека, осмелившихся сказать правду. Первым был отставной судья Верховного
суда Хаим Коэн, который в интервью местной газете “Аль Ха-Шарон” сказал: “Это
был спектакль для публики. Всякое сходство с процессом правосудия было чисто
случайным”.
Вторым стал бывший судья окружного суда Иерусалима Дов Эйтан,
вернувшийся к этому времени к адвокатской практике и согласившийся
присоединиться к Шефтелю, чтобы представлять Демьянюка в апелляции в Верховный
суд. Перед этим он сказал Шефтелю, что этот процесс был издевательством над
правосудием. Эйтан погиб при загадочных обстоятельствах накануне открытия
слушания апелляции, выпав из окна 15 этажа “Мигдаль а-ир” - высотного здания в
центре Иерусалима, куда он отправился для встречи с кем-то. С кем он должен был
встречаться, так и осталось невыясненным, а его гибель объяснили как
самоубийство, хотя перед уходом на эту роковую встречу Эйтан договорился через
час встретиться с женой, чтобы идти покупать новый костюм для выступления на
процессе.
На похоронах Эйтана один из “активистов”, требовавших
немедленной смерти Демьянюка, плеснул кислотой в лицо Шефтелю, в результате чего
тот только чудом не лишился глаза.
* * *
Пять лет спустя, 29 июля
1993 г. Верховный суд Израиля вынес Демьянюку оправдательный приговор. И не на
основании сомнений, которые в уголовном суде трактуются в пользу обвиняемого, а
потому, что добытые защитой документы - те самые, которые с августа 1978 г.
скрывались американскими следователями - неопровержимо доказали, что “Иваном
Грозным” был другой человек, которого звали Иван Марченко. Обнаружение этих
документов в советских архивах, как и обнаружение свидетелей в Польше, лично
знавших настоящего “Ивана Грозного”, стало возможным, благодаря начавшейся
перестройке. Но даже несмотря на нее, потребовались годы поисков, и лишь чудо
привело к тому, что слушание апелляции многократно откладывалось по не
зависевшим от защиты причинам и началось тогда, когда в распоряжении защиты
оказались неопровержимые доказательства невиновности приговоренного к смерти
Демьянюка.
17 ноября 1993 г. американский федеральный суд аннулирован
постановление об экстрадиции Демьянюка в Израиль и приказал вернуть его в
Америку. Но лишь в 1999 г. было восстановлено его американское гражданство.
Однако на протяжении всех лет после этого следователи OSI пытались смыть с себя
позор постановления федерального суда, обвинившего их в обмане правосудия,
пытаясь доказать виновность Демьянюка хоть в чем-то. На протяжении минувших лет
им удавалось пару раз это доказать и добиться аннуляции американского
гражданства Демьянюка, которое несколько лет спустя апелляционный суд снова
восстанавливал.
Сегодня Джон (Иван) Демьянюк по-прежнему живет в своем
доме в Кливленде. Ему 87 лет.
Авраам Шифрин умер в результате второго
инфаркта 5 марта 1998 г.
За минувшие годы санкционированное израильским
обществом в связи с процессом Демьянюка издевательство над правосудием вошло в
норму, и с тех пор израильские суды вынесли немало неправедных приговоров,
оправданных политической или идеологической целесообразностью.
1. В те
дни трудно было представить, что двадцать лет спустя, под прикрытием едва ли не
самой сильной армии в мире, правительство независимого еврейского государства
будет вести еврейский народ к новой катастрофе, а сам Израиль превратится в
единственное государство в мире, где евреев будут убивать только за
принадлежность к своему народу.
2. Даже знаменитый “охотник за
нацистскими преступниками” Симон Визенталь отметил в своем выступлении на первом
Международном Слушании Сахарова в 1975 г.:
“Когда были опубликованы сообщения людей, выживших в этих (советских) лагерях, я увидел, что существует большое сходство между этими двумя тоталитарными режимами - нацистским и советским - в отношении их обращения с заключенными”.
3. Это, разумеется, не касалось
тех нацистских преступников, которых ЦРУ ввозило и принимало на работу с целью
использовать их опыт и знания или скрыть при их помощи тайные связи американских
банкиров и промышленников с нацистским режимом во время Второй мировой войны, в
частности, участие в финансовых махинациях с нацистами первого директора ЦРУ
Алана Даллеса.
См. также:
Комментариев нет:
Отправить комментарий